– Ра справится с Апопом и без тебя, – буркнул он.
– Верно, – тряхнув головой, ответила она и отошла от стены, – я устала.
Зодчий ухмыльнулся:
– Если долго стоять на одном месте, то можно пустить корни.
– Ха!
Сененмут плюхнулся на кровать и ухватил кубки обеими руками. За годы, проведенные рядом с ней, он научился легко улавливать настроение своей госпожи. Вот и сейчас, взглянув на нее, понял, что можно отбросить церемониальный тон.
– Так дай же своим прекрасным ножкам отдохнуть.
Криво усмехнувшись, она сбросила сандалии и расположилась на ложе возле него. Ниже колен тут же разлилась истома. Она ощутила, как сильно гудят ступни. Подголовник из слоновой кости приятно холодил кожу. Со стороны окна доносился слабый ветерок, начинавший остужаться под действием ночной темноты. Запах мирры и звук его голоса заставили полностью успокоиться. Голова стала ясной, но мысли не покидали ни на миг.
Она взяла протянутый кубок и отхлебнула напитка:
– Ммм… Прекрасно.
– Для тебя я всегда выбираю все самое лучшее.
– Я знаю, – она отпила еще немного, – ну, что предложишь?
– Выпьем пива, расслабимся, проведем отличную ночь…
– Я не об этом, – перебила она, – что будем делать с ним?
– А, – в голосе Сененмута невольно просквозило разочарование, – вот ты о чем. Хотела вроде отдохнуть?
– Хотела. Но дела все-таки важнее.
Сененмут притворно застонал:
– Может, отложим все это до завтра?
Она отмахнулась и совершила еще один глоток:
– Отдохнем, когда примем решение.
– Тебе и вправду стоит немного отвлечься…
– Сененмут! – она слегка повысила тон и сдвинула брови.
– Хорошо-хорошо, – сдался он, не рискуя спорить. – Так, чем тебе не нравится мысль с храмом Ипет-Сут? – зодчий в свою очередь отпил пива, осушив кубок едва ли не на треть. – Хапусенеб твой верный подданный. Он сделает все, как полагается. И даже лучше.
– Слишком ненадежно, – недовольная, что приходится повторять, ответила она, – мало ли, что может пойти не так? Я не хочу рисковать.
– Не понимаю твоих опасений, – проворчал Сененмут, отрешенно глядя в сторону.
– Потому, что я умею просчитывать наперед. А ты – нет, – подметила она, вертя кубок в ладони.
Зодчий вздохнул, но спорить не стал. Да и кто он такой, чтобы делать это? Его взор устремился вперед.
У противоположной стены виднелся огромный сундук из такого же черного дерева, как и прикроватная тумба. Ларь украшала синяя глазурь, а по бокам были нанесены желтые изображения Херу.
«В нем она хранит свои любимые драгоценности. А знает ли госпожа, что моя любимая драгоценность – это она сама? О, Амон, надеюсь, что знает. И я не могу расстраивать свою богиню. Значит, придется пойти на риск. Очень большой и серьезный… даже кощунственный, но…».
Сененмут вздрогнул и тяжко вздохнул.
Она покосилась на него:
– Что, мысли кончились?
Зодчий сдержанно улыбнулся:
– Есть еще одна. Она посетила меня, пока я шел впотьмах за выпивкой.
– О, – она согнула ноги в коленях и с нетерпением посмотрела прямо в его карие глаза, – тебе явился сам Джехути[15]? Так, рассказывай, давай!
Еще раз подметив про себя красоту ее синих очей, Сененмут наклонился и прошептал ей кое-что на ушко.
Услышав слова, сорвавшиеся с его уст, она ощутила легкое возбуждение. Изящные пальцы крепче обхватили алебастровый кубок. На щеках зарделся румянец. Однако взгляд стал ледяным и сосредоточенным.
– Что скажешь, моя прекрасная госпожа? – поинтересовался Сененмут, слегка отстраняясь и смачно глотая пиво.
