Конечно же, он почувствовал сарказм в моём голосе, который сдержать так и не вышло.
— Только в чужом присутствии. Когда мы одни, называй как тебе хочется. Только у нас не называют Величество, а говорят Ваше Высочество, обращаясь к шейху.
Уж спасибо за высочайшее разрешение.
Но я ему, конечно, этого не сказала, и так наговорила лишнего, что могло аукнуться.
— Я хочу домой, Нафиз, — упрямо повторила, положив пальцы на его запястье и отстранив от своего лица.
— Почему? — он свёл брови на переносице, будто действительно совершенно не понимал моё желание.
— Потому что там мой дом. Моя страна. Моя жизнь.
Он снова чуть прищурился на несколько мгновений, глядя на меня, а потом ухватил за запястье и потащил за собой.
— Пошли, — сказал отрывисто, а я едва успела второй рукой ухватить разъезжающиеся полы халата.
Он подвёл меня к высокой двери, нажал на ручку, и мы оказались на небольшом балконе. Не знаю, что за фантастика, но мы вроде бы поднимались на второй этаж по лестнице, когда вчера шли сюда с сопровождающей, а теперь я будто бы была на балконе третьего этажа, если не выше.
— Смотри, — он провёл вокруг себя рукой. — Смотри вокруг, Хэриб, и скажи мне, чем моя страна хуже твоей?
Вид был действительно невероятный. Кристальная гладь озера с невероятно прозрачной голубой водой, ярко—зелёные деревья вокруг, архитектура зданий, приводящая в восторг. А дальше бесконечное море красных раскалённых дюн под слепящим диском солнца.
— Разве эта красота не достойна твоей кисти?
Я резко повернулась и посмотрела на Нафиза. Откуда он узнал, что я рисую? Точнее рисовала. До того, как потеряла ребёнка. Врачи говорили, что на самом деле он и не зародился, организм обманулся и начал строить беременность, но я всё равно ощущала это как потерю. И больше не смогла взять в руки кисти и краски.
Но… об этом моём увлечении даже в редакции не знали. Только мама и Рома. Первая всегда считала лишней тратой времени и денег, а Роме было просто всё равно.
“Мазня какая-то” — однажды сказал он на эмоциональную абстракцию, которую я изобразила после нашего с ним романтического ужина.
Мне было обидно, но я себя убеждала, что он просто из тех, кому искусство в принципе не интересно.
— Я многое узнал о тебе, — улыбнулся Нафиз, отвечая на мой незаданный вслух вопрос. — Видел твои картины. Они прекрасны. Они висят в моей спальне.
Я дар речи потеряла. Боже, где он только нашёл их? У меня осталась парочка в школе искусств, где я проходила курсы, ещё несколько я подарила друзьям, но не призналась, что написала их сама.
— Я пытался отпустить тебя, Хэриб, — он развернулся и снова прикоснулся к моему лицу костяшками пальцев. — Не стал препятствовать отъезду в тот день из Таиланда. Но не смог. Найти тебя было не сложно.
— Ты знал, что я буду на саммите?
— Я сделал так, что ты там была.
Меня это заявление Нафиза совершенно не удивило. Я не думала о причине моей командировки на саммит, но сейчас, когда он озвучил, шока не испытала.
Не успела я и вдох сделать, как Нафиз подался ко мне, заключил моё лицо в свои большие тёплые ладони и склонился так, что наши губы оказались буквально в нескольких миллиметрах.
— С ума свела меня, чужестранка с ледяными глазами, — прошептал исступлённо. — Аллах тебя послал или шайтан — неведомо мне, но внутри всё горит, выжигает, как в полдень в пустыне.
Я задохнулась от его пыла, почувствовала, как у меня самой внутри всё подалось к нему навстречу, каждый волос на теле встал от электричества, что вихрем сейчас формировалось между нами.
