Бугорок?
Господи.
Закрываю книгу и со стоном откидываюсь на подголовник. Это уже четвертая книга за неделю, на которой я не могу продвинуться дальше первой же постельной сцены.
Естества, величественные фаллосы, дрожащие чресла, влажные киски, холмики удовольствия, нефритовые стержни, автоматические поршни, шелковые складочки…
Боже, спаси и сохрани.
Морщусь от воспоминаний и откладываю «Алхимию желания» на журнальный стол.
Нет, конечно, я понимаю, что о коллегах, как о покойниках, можно говорить либо хорошо, либо никак, но… Почему книги этого автора настолько популярны?
Ладно, предположим, что это просто я такая неженка, моралистка или монашка. И дело именно во мне, а вовсе не во всех этих своеобразных словечках. А еще, возможно, дело в моем затянувшемся творческом кризисе.
После того как я с позором уволилась из издательской группы «Хэвидж», мое вдохновение помахало мне ручкой и улетело куда-то далеко, может, даже на Фиджи. И, честно признаться, будь я на его месте, я бы тоже не захотела возвращаться оттуда в серый и унылый Ротенбург-об-дер-Таубер.
На календаре середина сентября, и город напоминает одно большое сизое пятно. От вида серого неба за окном хочется плакать. Хотя мне в целом сейчас хочется плакать. И не только по этой причине.
Ау, вдохновение, можешь не возвращаться, просто скажи, где и мне взять денег на Фиджи?
С губ срывается очередной стон отчаяния.
Сегодня суббота, и я собираюсь немного порыдать от жалости к самой себе, сидя дома вместо того, чтобы отправиться на работу и в рамках программы по литературе рассказать старшеклассникам школы Всех Святых о том, что «Ромео и Джульетта» вовсе не история прекрасной трагичной любви, а Ромео – самый настоящий токсик.
Хотя книга о психологических проблемах подростков кажется гораздо лучше той стопочки популярных романов, что я заказала на «Амазоне». Предполагаю, что во мне где-то глубоко прячется внутренний Ромео, ведь я, очевидно, тоже тот еще токсик.
На столике начинает вибрировать телефон, и я устало тянусь к нему, чтобы посмотреть, от кого пришло сообщение.
Мари: Ну как там твои фаллосы? Чресла задрожали?
Прыскаю со смеху от сообщения подруги в нашем общем чате под названием «Рехаб». Рядом с именем моей старшей сестры Урсулы появляются точки, говорящие о том, что она набирает текст, и уже через пару секунд всплывает сообщение и от нее.
Урсула: Сегодня влажная киска не хлюпала?
Закрываю рот ладонью, чтобы не начать хохотать в голос, ведь в соседней комнате спит моя шестимесячная племянница Анна, а затем печатаю ответ.
Амелия: Нет, девочки, сегодня был бугорок.
Мари: И все?
Урсула: Что, обошлось даже без роботизированного поршня?
Снова хихикаю в руку.
Амелия: Возможно, Фридрих обнажил его после. Я закрыла книгу на слове «бугорок».
Мари: Выходит, у тебя фобия бугорков?
На этот раз я закатываю глаза.
Урсула: Вот тебе, кстати, идея для следующей книги.
Амелия: Про боязнь бугорков?
Урсула: Ну ты же писатель. Придумай что-нибудь эдакое.
Мари: Точно! Это может быть разновидностью трипофобии.
Мой громкий смех нарушает поразительную тишину в доме. Тут же снова подношу ладонь ко рту, но поздно. Громкий плач Анны доносится из соседней комнаты.
Я прикрываю веки, а когда спустя пару минут распахиваю их, передо мной возникает недовольное лицо моей младшей сестры Хезер, держащей на руках орущего младенца.
– Мили, – начинает Хезер, и по ее тону мне становится известно, что она скажет дальше. – От тебя шума больше, чем от Анны!
