Но андроид, не вступая в дискуссию, стал ловко пятиться назад и исчез за углом. Герц оглянулся: второй тоже канул.
Пока шел к парковке, устраивался за рулем машины, пока выезжал, – специально не смотрел по сторонам.
К черту вас всех. Я шеф-редактор влиятельного журнала, я на движняке, моя жена носит моего ребенка. Не связывайтесь со мной.
Первое, что увидел шеф-редактор, войдя в собственный кабинет (правда, Герц пока избегал называть его собственным даже в мыслях; здесь вовсю витал дух великого старика), – были маячившие над просторной столешницей подошвы дешевых китайских ботинок сорок пятого размера с безбожно сбитыми каблуками.
– Убери ноги со стола, – приказал Савелий.
– Ха! Господин шеф-редактор!
Гарри Годунов был королем эпатажа, но глубоко культурным мужчиной (среди людей искусства такое возможно) – он мгновенно выполнил распоряжение и освободил место. Правда, при этом умудрился непристойно задрать колени и вполголоса грубо выругаться.
– Еще раз залезешь в мой кабинет, – равнодушно сообщил Герц, – велю тебя не пускать.
– Звучит ужасно, – ответил Годунов. – Архаично и немузыкально. В стиле дворянчиков из русской классики. «Подите прочь, граф, вы несносны, я велю вас не пускать…»
Он захохотал. Нескладный, отвратительный, пьяновато-хамоватый. Однокашник. Старый товарищ. Если все циники мира соберутся на демонстрацию, он понесет знамя. Мощнейший мозг, два метра долговязого тела, неизменная брезгливая гримаса, множество раз сломанный нос. Волосы дыбом, коричневые зубы. Под тонкой жилистой шеей на кожаном шнурке какие-то амулеты. Нелепая заношенная фуфайка с надписью «Kannabis Über Alles». Герц не отказал себе в удовольствии лишний раз полюбоваться внешностью гения – и подумал, что тот выглядит, как и положено гению, умопомрачительно.
За последние пятьдесят дней гением было написано пятьдесят статей, очерков и эссе. Причем совершенно бесплатно. И в том числе благодаря язвительным статьям и очеркам нового колумниста Гарри Годунова тираж журнала «Самый-Самый» существенно возрос.
И не только тираж. За два месяца изменилось многое. Кабинет шеф-редактора был преображен. Голографическую инсталляцию – бородатого Солженицына – старик велел перевезти в свою квартиру. В компанию к Марксу и Фрейду. На освободившемся месте Савелий установил новинку последнего поколения, из жизни титанов прошлого, под названием «Глеб Пьяных опускает Руперта Мэрдока по всем понятиям». Изучив ее детально, дамы краснели.
Впрочем, Герц того и добивался.
– Больше не клади ноги на стол, – примирительно попросил он, усаживаясь и открывая очередную флягу «дабл-премиум-люкс».
– Пустое, граф, – отбил Годунов, легко удерживаясь в стиле русского дворянчика. – Лучше повесьте сбоку бронзовую табличку: «На сию мебель возлагал натруженные конечности великий русский писатель…» Далее – неразборчиво.
– Когда пойдешь ко мне в штат?
Гений рухнул в ближайшее кресло, шумно почесал живот и зевнул. Посмотрел на Савелия печальными глазами сенбернара:
– Никогда. Я за деньги не работаю. Только из любви к искусству. Тем более в твоем грязном желтом листке…
– Согласен, – с достоинством кивнул Савелий. – Мы немного пожелтели. Но так было задумано. Так велел старик, когда уходил. Иди ко мне в штат, Гарри.
– Нет, – отмахнулся Годунов. – Не пойду. Еще десяток баек сотворю – и исчезну.
– Обратно на пятый этаж?
– Может, на пятый. А может, на сотый.
