– Да хоть на твоем «Прытком».
– Был «Прыткий», а стал корыткой… Но я тебя пристрою. Ты только толком скажи, куда тебе надо.
– В Москву.
– В Москву?.. И зачем? Люди бегут оттуда. Голод начался!
– Мои заботы.
– Оно верно. Но ты не до Казани плыви, а до Саратова. Выше, в Самару, не надо, там какие-то чехи бунтуют. Чего хотят, неясно. Но к стенке будут ставить, как все. Это уж порядок теперь стал такой… А от Саратова – поездом. Коли, конечно, сядешь.
– Уцеплюсь, – улыбнулся Нестор.
– Бывший «Царицынский купец» баржу наверх потянет. На нем пойдешь. Не бесплатно, конечно. Покажи руки.
Нестор показал руки. Одноногий ощупал их:
– Ничего. Рабочая рука. Уголек или там дрова в топку покидаешь… – Неожиданно он закатал рукав рубахи Нестора повыше, обнажил красный шрам. – Ишь ты, браслет какой! – И успокоил: – Не боись! На Волге все свои, река вольная… Эх, скоро за матушку-Волгу война будет, уж очень нужная река, через всю Россию… Так, значит, в Москву? За песнями?
– За песнями.
Сиплые и надсадные гудки и шум колесных плиц трудяги «Царицынского купца» будили дремотную волжскую тишину. Нестор кидал в топку уголек. Он был весь в саже.
Вниз заглянул механик:
– Ну, паря, теперь тебя родная мать не признает.
В запыленный иллюминатор Нестор видел только пароходные плицы и убегающие назад пенные буруны…
Вечерело. Гортанно покрикивали чайки. Солнце окрашивало воду в розовый цвет. Махно ощущал, как ноет тело. Вскоре его заменили, накормили.
…И снова был день. Нестор стоял в рубке буксира. Только сверкали белки глаз.
