Сам он в домашних делах участия не принимал, а в свободные от службы и чтения газет время пропивал последнее, бил свою рано постаревшую от постоянных родов и каторжной работы жену.
Под горячую руку «дубасил» почем зря и чем не попадя ребятишек, независимо от их возраста и пола.
От побоев пьяного отца спасались зимой у соседей, летом – в тайге или на реке, а во время наводнения, когда поселок уходил под воду, – на крыше сарая.
Количество детей достигало двенадцати, правда некоторые тихо и незаметно умирали в младенчестве, но о них никто не плакал, им даже иногда завидовали, поскольку умершим не ходить больше по кругу земных мучений.
По-тихому, буднично так, без отпевания, хоронили их без церкви и священника – их в поселке не было никогда, как не было и в других поселках треста «Амурзолото», построенных наспех и по виду напоминающих тюремную зону.
…Наступившие школьные годы стали еще безрадостнее.
Учиться зимой со старшей сестрой Леной они бегали по – очереди, передавая друг другу единственные в семье мамины рваные валенки – другой женской обуви в доме не было.
Старшая сестра одевала их утром, а она – после обеда. Вскоре любимая сестренка померла – застудила ноги на морозе.
Потом началась война.
Отца и не умерших в детстве братьев Государство забрало в армию, а самый старший брат Владимир ушел туда еще за год до начала войны.
Провожали мужичков молча, без слез и молитв, без песен и танцев, как на похоронах.
Стало еще голоднее, теперь даже травы весной не хватало на всех.
Подкормиться в тайгу ходили теперь и взрослые, даже лежачих стариков относили туда.
Надежда выжить была связана только с тайгой и картошкой.
Тайга – кормилица редко, но выручала…
В свободное время, чаще ночью, они с сестренками тайно ставила силки и капканы, ловила сетями рыбу – научились этому у старших братьев.
Добытое таежное пропитание сушилось, вялилось, солилось, коптилось и тайно пряталось на зиму в тайге.
Сохраняли еду в погребах, вырытых и замаскированных в глухой тайге, скрывая таежные дары от озверевших и донельзя ожиревших охотинспекторов.
Те зверствовали люто – ловили в тайге и на подступах к поселку, отбирали снасти и добычу. Иногда жалели только детишек, а вообще – то, за незаконную рыбалку и охоту полагалась тюрьма, а оттуда – прямиком на фронт – в штрафную роту.
Такая участь выпала братишке Борису, пойманному в тайге возле найденного им в тайге подыхающего, неизвестно кем подраненного лося.
Во время наводнения на старенькой весельной лодке они догоняли и причаливали к берегу огромные лесины – так назывались лиственницы, смытые водой во время наводнения.
Лесины сохли на берегу, а к зиме их распиливали двуручной пилой и перетаскивали на высоченный берег.
Ими и топились всю зиму.
Работать стали еще дольше, в школу почти не ходили – до самых морозов пропадали на полигонах, помогая добывать золото, копать и возить золотоносную породу.
Те, кто был постарше, и сами мыли золотишко лотками по дражным отвалам. Добывали, если повезет, до 2—3 граммов золота в день.
Работали и на самих драгах – огромных пароходах – фабриках по добыче золота.
Еще зимой ловили рыбу из подо-льда для фронта.
Труд каторжный – попробуй-ка пробить дыру ломом в полутораметровом льду! Чтобы поставить сеть, нужно пробить таких дырок штук 20, а уж потом с помощью длинного шеста протолкнуть через лунки веревку и протянуть подо льдом сеть.
