А потом происходит то, что иначе, как сдвиг в солнечной системе, не назовешь. Эта инфузория со своей орбиты срывается и, замахиваясь на мою, хлещет меня ладонью по роже. Хлещет и тут же с ебучим сожалением одергивает руку.
– Я не хотела тебя бить… – шелестит рвано.
Только у меня уже забрало падает. Глаза кровью заливает, когда в мозг заторможенно прокрадывается осознание – она меня ударила. Она, блядь, меня ударила. Никому никогда не позволял. Хватало этой хрени дома, чтобы мне еще какая-либо бычка за забором морду чистила.
И дело не в том, что пол-академии это видели. Хотя и в этом тоже… Сам факт того, что это произошло. Я даже заговорить не могу.
– Ты сам виноват, но… – остаток ее тарабарщины до меня не доходит.
«Ты же сам виноват. Не надо было меня злить. Только не вздумай в больнице чесать какую-то ерунду… Ты меня понял? Скажешь, что упал. Ты сам виноват…»
Только шагаю к ней, кто-то из своих с разбегу на спину заскакивает. Не пытаюсь разобраться, кто, разворачиваю плечи и скидываю. Выпрямиться не успеваю, налетает второй. Шею в захват берет и коленями бока затискивает.
– Стой, мать твою… – узнаю голос Чары. – Выдохни. Выдохни. Продышись. Это же девчонка!
И что с того, что девчонка? Именно ее я и хочу убить!
– Выдыхай, Бойка. Выдыхай.
Внутри что-то и правда сокращается. Сворачивает обратно раздутые мышцы. Возвращает на место кости. Только кровь, будто ее стало слишком много для моего организма, чтобы уместиться, в ускоренном режиме гудит по венам.
С этой чертовой сводной сестрой взглядами встречаюсь до того, как окончательно в человеческое обличие возвращаюсь.
Сначала с той же злобой ее сканирую. А потом… Наши взгляды еще раз сливаются, и меня какой-то кривой разряд рубит. Искры из тела вместе с дурью высекает.
Происходит что-то необъяснимое.
Не знаю, что это и как работает, но я смотрю на эту чертову сводную сестру, тяжело дышу и почему-то взгляд оторвать не могу. В груди каждую секунду новая точка вспыхивает. Тянется по всему периметру, как спутанная километровая гирлянда, пока не распаляет этот удушающий жар по всему телу.
– Уходи, – отгоняет Любомирову кто-то из наших. – Уноси ноги, идиотка.
Но она стоит. Стоит и, мать ее, просто смотрит на меня.
Позже осознаю, что я на тот момент тоже прекращаю сопротивляться и тупо застываю без движения. Смотрю на нее. Смотрю, и она смотрит в ответ.
Когда кто-то пытается уволочь ее силой, отмахивается.
– Нет… Не трогайте меня… Оставьте…
В конечном итоге Филя ее на спину забрасывает и утаскивает в корпус. Как только они скрываются в дверях, скидываю Чару и с шумом тяну воздух. Упираясь ладонями в бедра, закусываю изнутри губы и яростно выдыхаю через нос. На новом подъеме грудь прям заламывает.
– Кира, котик… – мямлит под руку Довлатова.
– Съебись, – коротко бросаю я.
– Ты нормальный?
– Марина, съебись, – тихо повторяет Чара. – Не лезь сейчас.
– Да пошли вы! Оба!
По удаляющемуся стуку каблуков и затягивающейся тишине догадываюсь, что свалила. Но, если честно, меня это мало волнует. Все мысли занимает только эта долбанутая ракушка.
Если она до сих пор не поняла, с кем имеет дело, придется ей объяснить популярнее.
