Жаров собирается встать с постели, но я продолжаю крепко за него держаться. Обнимаю, пытаюсь найти губами его губы, будто они хоть как-то меня излечат.
— Согрей меня, — отчётливо озвучиваю желание. — Пожалуйста, согрей.
Яр тяжело вздыхает и остается.
Не расслабляется ни на грамм, но его рука направляется вниз, раздвигает полы моего халата и касается лобка. По коже пробегает сотню мурашек.
— Нужно найти Валентину и попросить жаропонижающее, — произносит он то ли мне, то ли себе.
Но ладонь не убирает. Касается пальцами клитора, нежно гладит.
Мне кажется, что это сон, иллюзия, не на самом деле. Тело чувствительное, отзывчивое — лепи и делай что хочешь.
Я развожу ноги шире, позволяя Яру войти в меня одним пальцем и почувствовать степень моего возбуждения. Оно зашкаливает. На реакцию Жарова мне откровенно наплевать. Я просто хочу, чтобы он продолжал делать то, что делает. У меня давно не было секса. Да что там. В последние годы на пальцах одной руки можно сосчитать сколько раз я занималась самоудовлетворением. Быстро, постыдно, в душе. Обычно успевала только искупаться и почистить зубы.
Яр всматривается в моё лицо, я чувствую. Затем впивается губами в мои губы, проталкивается языком в мой рот и жадно целует, будто хочет испить до дна. Параллельно входит в меня ещё одним пальцем. Двигается, трахает меня. Сильнее, резче, выбивая из моего тела влажные и пошлые звуки. Темнота раскрепощает. Я посасываю язык Яра и обнимаю его руками за шею. В голове создаются фантазии.
Жаров скидывает с нас одеяло. Я дрожу, но теперь не понимаю – от желания или повышенной температуры тела. В любом случае не хочу останавливаться.
Яр переворачивает меня на спину, полностью развязывает халат. Чувствую, что смотрит. На грудь, живот и ниже. Туда, где беспорядочно двигаются его пальцы.
— С ума сойти, — проговаривает он.
Сейчас я меньше всего думаю об изменениях собственного тела. О недостатках. О том, что после годового кормления грудью она стала чуть больше единички. О том, что на животе остались растяжки — плохая наследственность. Скорее всего, Яру этого не видно. Но ему нравится. Сильно нравится. Потому что в следующую секунду он накрывает губами мой сосок и втягивает его в себя.
Я выгибаюсь дугой, зарываюсь пальцами в его жесткие густые волосы и громко стону. Внизу живота мокро и горячо. Там самый настоящий потоп. Пальцы Ярослава утопают в моей влаге, погружаются легко и часто. Он давит на клитор, нежно ведет по часовой стрелке. Затем резко входит в меня двумя пальцами одновременно и увеличивает темп. Я на секунду представляю, что внутри меня его член. Большой, горячий, твёрдый. С выпуклыми венами и блестящей от возбуждения головкой.
— Ещё… Ещё… Яр, ещё…
Он перемещается к другой груди. Задевает твёрдый сосок кончиком языка, кружит вокруг него. Комната сужается, потолок давит. Запахи смешиваются, я почти ничего не слышу кроме собственных стонов, которые врезаются в барабанные перепонки. Пальцы Ярослава двигаются жёстче, сильнее. Его дыхание срывается, а каменная эрекция настойчиво трётся о моё бедро.
Удовольствие накатывает такой силы, что меня подкидывает на месте. Я задыхаюсь, хватаю ртом воздух. Улетаю куда-то высоко-высоко и надолго. По венам проходит тысячу мощных импульсов.
— Ты пиздец какая громкая, — хрипло проговаривает Яр.
Плавно приземляюсь, открываю глаза. Глубоко и рвано дышу. Перевожу взгляд на Ярослава. Он нависает надо мной и не сводит глаз. Его пальцы всё ещё во мне, но уже не так интенсивно трахают. Осознание того, что я натворила, к счастью, приходит не так молниеносно, как я думала. Со значительным опозданием и осознанием, что что-либо предпринимать уже слишком поздно.
