После того ужина прошло несколько дней. Неделя зачётов закончилась, и я полностью сосредоточился на заездах. Мне нужно было готовиться к соревнованиям, и думать о заманчивых предложениях прожжённых стервочек было некогда. Лена напомнила о себе сама, прислав мне короткое сообщение с адресом и временем начала шумной вечеринки.
«Придёшь?» – упало новое сообщение ближе к вечеру.
Ответить не успел, меня отвлёк стук в дверь комнаты. На пороге — мама.
– Саш, к тебе Илья, – сказала она.
– Сейчас выйду, – пообещал ей и, отложив телефон, поднялся с кресла.
Загороднев поджидал меня во дворе дома с сумкой в руках.
– Ну здорово, дружище.
Что-что, а друзьями нас назвать сложно.
– Что на этот раз? – спросил без предисловий.
Илья блеснул улыбкой и кивнул на калитку, за которой стояла его новенькая тачка.
– Собирайся, Астров, нас ждёт экскурсия по сельской местности.
– На экзотику потянуло?
– Ну, типа того, – противно крякнул он. – Навестить надо нашу слепую доярку. А то батёк достал!
8. Глава 8
Вероника
— Ника, мы тут подумали, — осторожно начала тётя Вера. — Ты, наверное, пока у бабушки нашей поживёшь.
— Что? — переспросила удивлённо. Я ведь, однозначно, ослышалась.
Мы ехали из городской клиники, где меня продержали, как подопытного кролика, целых три дня. Проводили консилиумы и разбирались, можно ли мне делать операцию сразу. Мнения врачей сильно разделялись. У меня был пережат нерв, и никто не хотел упускать время, чтобы его спасти, но, из-за серьёзного воспаления, хирургическое вмешательство мне было противопоказано. В итоге, меня сначала решили пролечить, а после сделать операцию. И, даже при таком раскладе, вероятность того, что я больше не увижу голубое небо над головой, оставалась возможна на пятьдесят процентов.
— К бабушке поедешь, — на этот раз твёрдо объявила тётушка. — Места у нас на первом этаже нет, на втором тебе сейчас будет жить проблематично. Да и бабушке сейчас присмотр нужен, она совсем плоха стала.
В груди полоснуло огнём. Неужели она сейчас серьёзно?
— По-твоему, я сейчас в состоянии за кем-то «присматривать»? — прошипела последнее слово, которое ядом кольнуло по мне.
— Ты могла остаться на стационарном лечении, Ника! Зачем нос тогда воротила?! Нам всё оплачивают, помогают в трудной ситуации, а ты… Просто неблагодарная!
— А то, что эти люди полностью виновны в моём нынешнем состоянии — это ничего, да? Им лишь бы откупиться, чтобы делу огласку не придали!
— Ты ведь знаешь, что это не так! Они, между прочим, тоже пострадавшие. У парня машину угнали, избили! Загороднев на нас мог просто рукой махнуть, а он такую помощь оказывает! Исключительно по доброте душевной, побольше бы таких политиков.
— Я им не верю, — сказала то, что думаю. — Ты правильно заметила — было бы всё так, как нам говорят, твой сердобольный политик действительно бы махнул рукой, и даже связываться бы не стал.
— Всё, угомонись! — потеряла терпение тётушка. — Не захотела остаться в клинике — будешь у бабушки. Дом у неё одноэтажный, так безопаснее. А у меня работа и хозяйство, сама должна понимать. Ваня тоже постоянно на дежурствах. Так что, из нас помощники никакие.
Я стихла, откинувшись на спинку кресла, и молчала всю оставшуюся дорогу. Кто бы мог подумать, что в один короткий миг моя жизнь превратиться в большое «ничто». В душе будет зиять кромешная пустота, бессилие будет разъедать кислотой, и всё важное, что у меня было — планы, цели и просто мечты — превратится в пустоту…
