– Посмотри, если есть желание. Но ты прав, Ваня, в том, что там есть вход, сделанный недавно, а то и всегда существовавший, – прищурив левый глаз, согласился Симон. – Иначе в наше время из него не попасть никому. Кроме тебя, естественно.
– Надо искать. Я там ничего подобного не видел.
– Надо-то надо, но погоди. Вначале я там сам похожу, посмотрю. Думаю, дон Севильяк простит нам эту осторожность и новую задержку в его освобождении.
– Вот тут-то как раз… у меня не всё. – Иван повёл глазами по островку. – Я видел дона Севильяка.
Симон вздрогнул.
– Почему сразу не сказал? Где видел?
– Сейчас он спит у себя дома. Он пьян. Так что вначале рассказал о мешке Сола.
– Давай, Ваня, опять всё по порядку.
– Хорошо, – Иван поменял позу: сидеть на камне было неудобно. – Я уже возвращался по временному следу, оставленному мешком Сола, и нечаянно, примерно в середине пятнадцатого века, увидел в поле ходьбы дона Севильяка. Я редко вижу ходоков в поле ходьбы, да и то когда иду с ними рука об руку, как, например, с Сарыем или с тобой. Но я никогда ещё никого из ходоков на дороге времени просто так не встречал. А тут… Очень удивился. Он тоже шёл, лучше сказать, брёл по направлению в будущее. Видок у него, скажу прямо, ниже среднего. И пьян он. За ним следили. Одного я видел.
– Как выглядит?
– Рыжий такой. Подбородок длинный и вперёд выдается.
– Это Тойво. Я его хорошо знаю. Странно, что его-то прельстило связаться с Радичем? У него проблемы со здоровьем, а они там себе в вине не отказывают…
– А вы, я имею в виду и тебя, разве не пьёте вина?
– Ваня, не лови на слове. Я и другие пьём, конечно. Но, – Симон поднял указательный палец, – в меру… Ты на Камена не наговаривай. Слышал я, что он, якобы, к тебе как-то заявился в непотребном виде. Было?
– Ну… – засмущался Иван.
Ему не хотелось что-то неприятное говорить об Учителе.
– Запомни, Ваня. Камен вообще не пьёт, а то, что ты видел… Это, Ваня… Не будем об этом… С тобой говорить тяжело… Давай-ка, вернёмся к Тойво.
– К Тойво так к Тойво, – легко согласился Иван.
– Я вот хочу понять логику его поведения. Он человек вообще-то тихий. И у него любовь к дереву. В том смысле, что он прекрасно режет по дереву. В прошлое ходит за ливанским кедром… – Симон провёл ладонью по щеке. – Вообще, группа Радича, по логике вещей, не должна была состояться. Чем же он их всех подкупил? Неужели только безнаказанность объединяет их? Вот, Ваня, ты, как сейчас говорят, человек новой формации, с высшим образованием и политически грамотный, – неожиданно высказался Симон и с прищуром стрелка посмотрел на Толкачёва. – Как ты думаешь, что их могло сплотить? Ради чего они объединились?
Иван передернул плечами.
– Я же их совершенно не знаю, так что трудно что-либо предполо-жить. Впрочем, я уже об этом думал. То есть думал не о них конкретно и не о том, что их могло связать, а о ходоках, о вашем, вернее, сектантстве…
– И что?
– А ничего! – почти в запальчивости выкрикнул Иван. – Вы с ними знакомы, и то в тупике. То ли одно, то ли другое, а там, поди, третье. Угадай, что движет человеком, у которого столько возможностей, а он проводит свою жизнь в компании позабывших об этих возможностях.
Симон улыбнулся своей летучей улыбкой.
– Потому-то я тебя и спрашиваю. Что, по твоему мнению, может объединить людей, если каждый из них имеет не только способности ходить во времени, что, в принципе, может послужить причиной консолидации, но у них разные вкусы, воспитание, национальность и сама способность проникать во время осуществляется на разную глубину? Мне интересно, что предположишь ты, а то я уже по кругу стал ходить, думая об этом.
