Может быть, это была особь одной из разновидностей тарзи, – машинально подумал Иван, когда точка выцвела: ходок, кто бы он там ни был, вышел из поля ходьбы.
Всё это было интересно, требующим осмысления, но за его спиной стояли ходоки, представления которых не совпадали с новыми реалиями, открывающимся Ивану.
Он стряхнул наваждение, готовое превратиться в нить ненужных сейчас рассуждений и осознания. И крапинки на карте исчезли, словно лишённые зрителя, им не было нужды показываться. Осознав произошедшее, Иван оглянулся к ходокам.
– Ладно. Арно поговори со всеми. Только нормально поговори. Никаких тиранов и диктаторов. Просто предложи остаться в большом поселении людей. А ты, – обратился Иван к Шилеме, – всю семью Матери забираешь с собой?
Шилема от его вопроса побледнела, воровато оглянулась на Мать и прошептала:
– Забирай их куда-нибудь. Я там буду только с Аттилой… А, КЕРГИШЕТ?
Дон Севильяк дождался своего часа и дал себе волю, гулко, словно в большой бочке, сочно рассмеялся. За ним по воробьиному чирикнул Джордан, но заступил за Ивана, чтобы не попасть под горячую руку временницы. Она же стояла необычно робкая, даже жалкая, и умоляюще смотрела на Ивана.
– Вы тут чего? – вернулся после разговора с колонистами Арно.
– Сель а ви, – сказал дон Севильяк.
– Кто-нибудь будет оставаться? – спросил Иван.
– Да почти половина. Им здесь сидеть, как в мешке. В неведении хуже, чем неизвестность в реальном мире.
– Вот и хорошо. Вы знаете… Это поселение в струе времени Дигона… Н-да… Мир тесен даже для нас! Я сейчас попробую вам показать… – Иван настроил облако стать прозрачным. – Что видите?
Иван спросил, но по лицам и невольным звукам ходоков понял: они видят то же, что и он: – поселение людей.
Здесь цвела будущая Сахара, километрах в пятистах от низовий Нила, на берегу большого озера, кое-где поросшего по берегам камышом. Виднелись островки с мелким кустарником и тем же камышом.
Жилища – глинобитные четырёхугольники без кровли – вольготно и беспорядочно протянулись вдоль топкого берега. Жаркое солнце полудня, по-видимому, загнало обитателей поселения в тень, лишь с десяток их копошился на берегу, да такое же количество собак окружало их.
– Итак, где?
Шилема почти беззвучно отозвалась:
– Вон у того маза, – показала она в стороне на отшибе стоящего строения. – Лучше внутри, там никто не живёт… Но, КЕРГИШЕТ, постой! – она изучающие всматривалась в панораму поселения. – Я, пожалуй, ошиблась… Надо лет на десять позже… Можешь?
– Попробую.
Вид посёлка остался прежним, лишь промелькнули тени, а рядом с заброшенным строением, которое, похоже, время обошло стороной, появилось ещё одно, поменьше и покрытое камышовыми снопами.
– Вот! – облегчённо выдохнула Шилема. – Теперь можно выходить.
– Никогда, даже в снах, не думах и не предполагал, что можно вот так… Ах, КЕРГИШЕТ, а можешь на десять лет, пожалуйста?.. На десять, так на десять…
Арно что-то ещё говорил, а Иван вдруг увидел Симона, и только после этого осознал, что Симон – это внезапно раскрывшаяся точка на карте времени, что несколько побледнела на фоне посёлка, но довольно чётко вновь показывала движение ходоков в поле ходьбы.
– Симон! – воскликнул Иван. – В опасности!
Кимер Учителя не позволял ему находиться в таком далёком прошлом, во всяком случае, он находился на пределе возможности. Вот почему Иван решил, что Симон в опасности. К тому же Симон оброс щетиной, глаза его запали, и был он не один – его опекали или преследовали какие-то создания, образа которых Иван никак не мог уловить.
