– Его адвокат была по делам в Греции. Она сама верующая, и вот что мне рассказала: «Сижу я в отеле, а в это время в дверь заглядывают две монашки». А у нее на столе стояла Мишина карточка. Они говорят: «Вы его знаете?» Она: «Да». Они: «Это, наверное, неспроста, что мы ошиблись комнатой, сейчас мы ему что-то передадим». И побежали, принесли четки.
– Мы приходили с работы в шесть часов, – продолжает Марина Филипповна. – Миша был в яслях, потом в детском саду. Около завода «Калибр» был детский сад. Вечером я его забирала, и шли по магазинам. Тогда были очереди, и я ставила его в очередь. Пока я пробивала и все такое, он стоял.
В первом классе еще мама моя иногда присматривала за ним, или он был на продленке, а со второго класса, вернее с половины первого, уже оставался дома один, мы вешали ему ключ на веревочке, и он приходил сам. В первом классе боялся, что проспит. У нас три будильника было. Первый будильник – вставать, второй – завтракать, третий – выходить. Потом папа сделал ему маску, повесил на дверь, и в нужное время у маски загорались глаза.
После прибытия в Краснокаменск первым, что попросит Михаил Ходорковский у родственников, будут наручные часы с несколькими будильниками. Слишком привык планировать жизнь с точностью до минуты. А в колонии часы разрешены, в отличие от СИЗО. «Это правда, и мне их передали, – напишет мне Михаил Борисович. – Привычные электронные часы. Они до последнего времени лежали в тюрьме, на складе».
Он и до заключения носил такие: пластиковые часы за 100 долларов. Я долго не могла поверить в подобный ширпотреб на руке олигарха, пока не увидела в записи одного интервью. Черные. Пластиковые.
– Я боялась оставлять ему газ, – говорит его мама, – поэтому все было в термосах. Если не мог открыть термос, ходил по этажам, просил соседей. Со второго класса предложил: «Мам, ты не мой посуду, мне скучно, я буду мыть сам». И мыл очень хорошо. Когда попал в тюрьму, сказал: «Мама, но я же все умею: и постирать, и вымыть пол. Быт меня не напрягает». Поэтому, когда Римма Ахмирова написала (забыла, как ее книжка)[10], что он там не мыл пол, мы только смеялись. Если бы было нужно, мыл бы его лучше всех.
А любимой сказкой маленького Миши была история стойкого оловянного солдатика.
– Он мне первое время писал: «Как ты, мама?» Я подписывалась: «Стойкий оловянный солдатик», – рассказывает Марина Филипповна.
Он был всегда целеустремленный. Если за что-то брался – делал. У него была цель научиться плавать. И мы водили Мишу на плавание. Он достиг определенного успеха, потом сказал: «Я не собираюсь быть спортсменом».
И у нас был такой случай. Мы отдыхали на море. Лежали на пляже, Мише было уже десять лет. И ходил по пляжу один накачанный молодой человек: «Кто со мной наперегонки до буев? Кто со мной наперегонки до буев?» И никто не соглашался. Миша говорит: «Дяденька, давайте мы с вами». Тот посмеялся, но поплыл. Вначале, конечно, опережал, потому что Миша умел экономить силы. И вот мальчик плывет и плывет. Дяденька стал отставать. И кричит: «Мальчик, вернись! Мальчик, вернись!» Возвращаются – весь пляж хохочет: «Что же ты всех вызывал, а ребенок тебя обогнал!» Мы говорим: «Ладно, мы его реабилитируем. Мой ребенок уже имеет разряд и может проплывать большие расстояния».
Еще он занимался карате и вольной борьбой. А по плаванию ему прочили спортивную карьеру. Но он не жалел, что ушел. Потом, в восьмом классе учился в математической школе, а в девятом-десятом ходил в химическую при Менделеевском институте. С пятого класса собирался туда поступать. Он химик в душе, ему это очень нравилось, и, видимо, и было его предназначением.
