В конце концов взрослые закончили обсуждать поведение ходячих, и проснулись другие дети. Глория и Барбара начинали свой день, присматривая за полудюжиной ребят до одиннадцати лет, чтобы те исправно соблюдали ритуалы: мылись при помощи губок, ели овсянку быстрого приготовления, играли в карты и жаловались на запах в тоннелях. Дэвид ушел помочь Гарольду Стобачу перемотать один из генераторов, и Лилли осталась наедине с Бобом.
Боб пристально на нее посмотрел.
– Что-то не так, я вижу по твоим глазам.
Лилли потягивала свой кофе.
– Мы вышли, мы почти ничего не нашли, а потом за нами кто-то шел… Конец истории.
– Ты уверена, что это все?
Лилли посмотрела на него:
– Что ты хочешь, чтобы я сказала? Куда ты клонишь, Боб?
– Ты видела там что-то.
Она испустила страдальческий вздох.
– Боб, не продолжай.
– Просто будь со мной честна.
– Я всегда честна с тобой.
Секунду Боб глядел ей глаза в глаза. На его лбу, под напомаженными темными волосами, пролегли глубокие озабоченные морщины, а его собственные глаза окружила сеть «птичьих лапок». За его ворчливой, грубой внешностью бывшего армейского медика и бывшего алкоголика скрывалось мягкое сердце любящей матери-наседки.
– Ты смотрела, не так ли? Ты ходила туда и снова смотрела на город.
– Боб…
– Что я тебе говорил?
– Я только…
– Что хорошего это даст сейчас? – Он сложил руки на груди и раздраженно вздохнул: – Лилли, девочка… Иди сюда на минутку, – указал он на темный закуток. – Иди, я хочу с тобой поговорить.
Боб вел ее мимо складных столов импровизированной столовой, мимо штабелей ящиков, где хранились их запасы консервов и сухих завтраков, мимо стоек с оружием и крючков, на которых висела зимняя и запасная одежда, мимо отгороженной занавесками «ванной» (люди справляли свои дела в ведре, после чего опустошали его в желоб, ведущий в канализацию), вел к углублению между ящиками напротив ржавой ограды с нарисованным ураганом. Тени вокруг становились глубже, когда неприятный запах могилы просачивался сквозь звенья цепи заграждения. Боб говорил настойчивым шепотом:
– Лилли, ты смущаешь этих людей.
– Боб…
– Мы не можем продолжать говорить об этом. Ты же видишь сама. Это неизбежный итог.
– Боб, дети заслуживают того, чтобы прожить нормальную жизнь, насколько это возможно, а это означает, что необходимо вернуть Вудбери. Мы можем это сделать, если вместе возьмемся за дело.
– Слишком рано.
Лилли ощутила приступ гнева.
– Сейчас — самое время, Боб. Стадо стабилизировалось, оно больше не увеличивается.
– Да, и меньше тоже не становится.
– Боб…
– Поставь вопрос на голосование, раз ты мне не веришь. И позволь каждому проголосовать, даже детям.
Она вздохнула и посмотрела через плечо на остальных. В пятидесяти футах от нее самые младшие из детей хихикали и плескались в огромной оцинкованной ванне. Глория сидела рядом на корточках в своих поношенных капри и высоких кроссовках и помогала близнецам Слокам и Лукасу Дюпре мыться при помощи губки и остатков моющего средства для мытья посуды.
Должность дизайнера интерьеров в их группе выживших тоже взяла на себя Глория. Ее последнее творение можно было увидеть в тусклом свете сразу же за ванной. Маленькую импровизированную гостиную обставили предметами, спасенными из «Капли росы» – гостиницы Вудбери: барные стулья, высокие столики, пластиковые цветы в жестяных банках, мишень для дартса и даже плакат с надписью: «ПИВО – ОТВЕТ… НО В ЧЕМ ЖЕ ВОПРОС?»
