– Вы о вагоне тоже ничего не знали? – интересуется черноволосая девушка.
– Только приблизительно, – мотаю головой, ёрзая на месте в надежде найти положение, в котором лестницу не буду цеплять.
– Мы думали, – черноволосая девушка кивает на подругу, сидящую напротив, – что взяли места в плацкарте.
– А у меня так в билете и сказано, – добавляет полноватый парень.
Таджик на своём месте молчит.
– Такое отношение может быть только в России, – возмущается девушка, сидящая рядом со мной. – В любой другой стране пассажиры, увидев места, сошли, вернули бы деньги, железная дорога пару раз потерпела бы убытки и пустила дополнительные поезда с нормальными вагонами.
– Так почему не сойдёте? – спрашивает девушка с моей полки у окна.
– Ехать надо…
Таджик отрешённо молчит.
Становится душно, одновременно с этим поезд трогается. Проводница заглядывает в купе проверить билеты.
– Скажите, случайно нет свободных мест в плацкартном? – интересуется девушка, сидящая около меня.
– Весь поезд с общими местами.
– Как такое может быть, впервые встречаю подобное.
– Вы знали, на что идете.
– Нет, между прочим, – вмешивается полноватый парень, – пробовал на вашем сайте найти фотографии, есть только вагона-ресторана и мест в Сапсане…
– Нам же ехать девять часов, – с грустцой добавляет девушка, сидящая около меня.
Проводница тяжело вздыхает:
– В этом году такое впервые. А что поделать? Узбеки зимой заморозили сто семьдесят вагонов – десять составов. Поездов не хватает.
Таджик смотрит впереди себя. А может, он и узбек? Все они на одно лицо…
– Как заморозили? – спрашиваю.
– А вот так! Зимой поезда надо отапливать… трубы и полопались…
– Так это же зимой было… И вообще, причём тут узбеки?
– А кто у нас работает?
– Не знаю… А кто ими руководит?
Проводница не отвечает, завершает проверять билеты.
– Скажите, а окна открываются? – это девушка, сидящая около меня.
– Сейчас поезд скорость наберёт, наверное, кондиционер заработает, – туманно отвечает проводница.
– Как теперь спать? – вздыхает всё та же девушка.
Полноватый парень кивает на другую девушку с моей полки, та, заняв витиеватую позу, засыпает.
– Она врач, – поясняет ее подруга, – ночами дежурит – так что может спать в любой ситуации и в любом положении…
Поезд набирает скорость, духота не сходит. Таджик выходит из купе, возвращается с горячим чаем в стакане с фирменным подстаканником. Выхожу покурить в тамбур (там, где раньше в стену была встроена пепельница – теперь наклейка с перечеркнутой сигаретой, которую все игнорируют). В тамбуре уже курят и что-то обсуждают трое ребят, объясняясь, оперируют русским и английским языком – интернационал, студенты по обмену, интеллигенция…
Возвращаюсь в купе. Идёт живое обсуждение зеркал, участвуют все, кроме таджика и спящей в странной позе йога девушки.
– Или мы как в передаче. «За стеклом». И большой брат сейчас наблюдает за стримом, – видимо, выдвигает уже не первое предположение девушка, сидящая около меня.
– Ага, – подхватывает полноватый парень, – и как доберёмся до Питера, начнётся второй тур, отцепят вагон, пассажиров распределят по восемь человек в купе и поедем обратно в Москву.
Почти все нервно смеются.
– А мне кажется, – говорю я, сам думая, чем бы закрыть впивающуюся в бок лестницу, – что зеркала для того, чтобы мы видели, какими вошли и какими выйдем после…
– А я бы даже поспала, – говорит черноволосая девушка, – если бы было, что положить под голову…
