От Москвы шла туча. Нижний край солнца коснулся поля. Вскочив, Маринка кинулась вниз, к ручью, а потом – наверх, но не на бугор, к Кабановке, а на гору, к Кабанову. Она решила всё рассказать тёте Ире. А как иначе? Ей было страшно за Петьку. Но по мере подъёма страх пропадал, и, в конце концов, Маринка решила не нарываться на неприятности. Эта тётка точно поймет, сказала она себе, что Петька её не видел в собачьей шкуре, иначе бы он не пошёл с нею. А если и не поймёт, всё равно – за Петьку бояться глупо. Петька и на медведя один охотился, и быка усмирял, и с пятью бандитами дрался, если не брешет. Что ему тётка. Да он возьмет её за ногу, как того быка, покрутит над головой, и – хрястнет об стенку!
Так рассуждая, Маринка вошла в деревню и зашагала к своему дому, со всех сторон обсаженному смородиной. Тётя Ира что-то готовила на терраске.
– А Машка где? – поинтересовалась Маринка, заглянув в сковороду.
– В беседке, с Анькой. А ты откуда?
– С реки.
Тётя Ира медленно обвела племянницу взглядом.
– А что, в реке крокодил завелся?
– Какой еще крокодил?
– Не знаю, какой. Наверное, злой.
Маринка смекнула, что речь идет о её царапинах.
– Так я это… ведь я на том берегу загораю, а там – кусты. Пока продерёшься…
– Вот это надо бы обработать, – произнесла тётя Ира, рассматривая царапину на щеке Маринки, – а ну, иди– ка спроси у Машки, куда она подевала вчера зелёнку после того, как собаке лапу помазала.
Взяв со столика огурец, Маринка направилась через сени к выходу в сад. Открывая дверь, она обернулась.
– Тётя, а кто живет в Верхней Кабановке, в первом домике справа?
Тётя Ира неторопливо резала в сковородку картошку.
– В первом домике справа?
– Да.
– Черти.
Идя по саду, Маринка бодро хрумкала огурцом. Туча приближалась. Стояли ранние сумерки. Машка с Анькой в беседке резались в карты. Аньке было пятнадцать. Она жила по соседству.
– Зелёнка где?– рявкнула Маринка, войдя в беседку и со всей дури грохнув кулаком по столу. Две картёжницы, раскрыв рты, уставились на неё.
– Ты чего орёшь, идиотка? – спросила Машка.
– Я у тебя спросила, зелёнка где? Ты что, глупая? – заорала Маринка так, что курица за забором перестала кудахтать. Машка, бросив карты на стол, вскочила.
– Пошла отсюда, тварь! Пошла вон!
– Значит, ты не дашь мне зелёнку, мразь тупорылая?– уточнила Маринка. Машка, не отвечая, схватила её за шиворот и пинком спровадила из беседки. Маринка, очень довольная, стала жрать смородину и крыжовник, которые росли рядом. Машка опять уселась за стол, и игра продолжилась.
– На хрен тебе зелёнка?– спросила Анька.
– Харю твою хотела помазать, чтоб прыщей видно не было, – пробубнила Маринка с набитым ртом. Анька покраснела, да так, что двух её прыщиков и без всякой зелёнки не стало видно.
– Вот, блин, зараза, – сказала Машка, – просто блевотина!
– Да не обращай на неё внимания, – предложила Анька,– если бы у тебя уши также торчали, как у неё, ты бы ещё хлеще на всех срывалась.
– Надо их ей отрезать, чтоб не страдала,– бросила Машка,– иначе целкой так и помрёт. Кто её захочет с такими то лопухами на голове?
И обе девчонки расхохотались. Маринка чуть не заплакала, но не подала виду, что ей обидно. Утешило её то, что Машка, на которую она разозлилась больше, осталась дурой и получила от Аньки четырнадцать щелбанов – согласно числу оставшихся карт. Потом подружки решили сыграть ещё один кон. Темнота, усиленная нависшей над Кабаново тучей, не помешала им – в беседку была проведена лампочка. Не успела Машка сдать карты, как хлынул ливень, и Маринке пришлось присоединиться к картёжницам. Машка сдала и ей, чтоб она от скуки не вякала.
