Амелия нырнула под ленту, ограждавшую место преступления, и оглядела улицу. Затем тротуар перед зданием. В глаза бросились полдюжины следов от обуви на снегу. Она не могла с уверенностью сказать, что какие-то из них принадлежат Часовщику, но некоторые – оставленные зимними сапогами на толстой подошве – явно свидетельствовали, что кто-то, скорее всего мужчина, стоял в течение нескольких минут в начале переулка, переминаясь с ноги на ногу. Амелия оглянулась и решила, что ни у кого не могло быть особых причин для того, чтобы проводить там много времени. У поворота в переулок нет ни телефонных автоматов, ни почтовых ящиков, ни окон.
– Какие-то не совсем обычные следы от зимней обуви в начале переулка, у поворота на Сидар-стрит, – сообщила она Райму. – Довольно большие. – Она обыскала и этот участок, покопалась в снежном отвале. – Кажется, что-то нашла.
– Что?
– Золотой зажим для банкнот. – Пальцы покалывало от мороза сквозь латексные перчатки, но Амелия внимательно пересчитала деньги. – Триста сорок долларов в новых банкнотах по двадцать долларов. Прямо рядом со следами сапог.
– А у жертвы обнаружены какие-либо деньги?
– Шестьдесят баксов, тоже очень свеженькие.
– Возможно, убийца взял зажим, а затем бросил его, убегая.
Амелия положила зажим в мешок для вещественных доказательств и закончила осмотр других участков местности, не найдя ничего существенного.
Задняя дверь офисного здания наконец-то открылась. Там стояли Селитто и охранник службы безопасности офиса. Амелия начала осмотр двери. Она обнаружила и сфотографировала то, что Райму охарактеризовала как миллион отпечатков (он только ухмыльнулся в ответ). Закончив с дверью, перешла к темному коридору за ней. Но и там не нашла ничего по-настоящему ценного.
Внезапно морозный воздух прорезал испуганный женский голос:
– О боже, нет!
Коренастая брюнетка лет сорока подбежала к желтой ленте, где ее остановил патрульный офицер. Она всхлипывала, прижимая руки к лицу. К женщине направился Селитто. Потом к ним подошла Амелия.
– Вы его знали, мадам? – спросил детектив.
– Что случилось? Что случилось? Нет… О боже…
– Вы его знали? – повторил детектив.
Раздираемая рыданиями, женщина отвернулась от жуткого зрелища.
– Мой брат… Нет, он… Боже… Нет, не может быть…
Она опустилась на обледенелую землю на колени. «Скорее всего, это та самая женщина, которая вчера вечером сообщила об исчезновении брата», – подумала Амелия.
Когда речь заходила о подозреваемых, у Лона Селитто был характер бультерьера. А вот с жертвами и их родственниками он демонстрировал поразительную мягкость. Тихим голосом с отчетливым бруклинским произношением он сказал:
– Мне очень жаль, мэм, но он действительно мертв.
Он помог женщине встать, и та без сил прислонилась к стене.
– Кто это сделал? Почему?! Кому подобное могло прийти в голову? Кому?
– Пока мы не знаем, мэм, – ответила ей Амелия. – Извините. Но мы его найдем. Я обещаю вам.
Женщина, задыхаясь, повернулась к Сакс:
– Не пускайте сюда мою дочь, пожалуйста.
Амелия взглянула на автомобиль, наполовину въехавший на тротуар. Женщина оставила его там, в панике бросившись к месту преступления. На пассажирском сиденье сидела девочка-подросток и, нахмурившись и слегка наклонив голову, смотрела на Амелию. Детектив подошла к телу, закрыв его от девочки.
Сестра покойного, которую звали Барбара Экхарт, выскочила из автомобиля без пальто и теперь ежилась от холода. Женщина была не в силах совладать с чувствами. Попросила, чтобы ее провели в туалет. Выходя оттуда, она все еще была бледна и подавлена, но уже достаточно владела собой. Истерика прошла.
