Успевшему дожить до сорока Александру Валентиновичу не пришло бы и в голову переживать о такой встрече, а вот юный Теодорих оказывается, подобное – хорошо помнил. Хотя хорошего в них, как раз ничего и не было.
В отличие от большинства ровесников у него был дядюшка, который целенаправленно готовил парня «кормиться с меча». Из-за этого, не смотря на врожденное добродушие, один на один Дирк мог быть уверен в своей победе. Но, к сожалению, именно такой вариант ему в последние пару лет больше и не предлагали…
Мысль отхватить от каких-то сопляков до глубины души оскорбила.
Наверное, поэтому я и поступил в несвойственной ни мне, ни Дирку манере. Решил, фактически сам вызвать их на драку, не смотря на то, что и ходил-то с трудом. Какую-никакую уверенность, придавала клюка – не очень ровный, но массивный и крепкий кусок тиса, длинной больше метра, с которым я в последнее дни не расставался. Правда, по другим причинам, но он мог пригодиться и здесь.
– Если ты, кусок собачьего навоза не попросишь за свои слова прощения, я клянусь тебе, что в первый же торговый день в присутствии горожан вызову тебя на смертный бой, за оскорбление памяти моей покойной матушки! – искренняя злоба и желание убивать немного испугали даже меня самого.
Один из сыновей наших ближайших соседей, как раз и ляпнувший услышанную мной фразу, точно ничего такого не ожидал. Рослый, довольно крепкий, и в целом неглупый 16-летний парень, неизвестно почему до сих пор не женатый, конечно же, не планировал доводить дело до крови. Максимум – немного попинать задаваку соседа, у которого даже отца не было, но зато был самый настоящий боевой конь.
Сначала он просто удивился перемене во мне – Дирк такого себе действительно не позволял. А потом он осознал, что нам с ним больше 12 лет (возраста юридической дееспособности – прим.) и откровенно струхнул.
Парень, естественно, ни в чем не был уверен, но на его, далекий от юридического крючкотворства взгляд, разрешение на такой поединок вполне могло быть получено. А уж то, что Дирк владел мечом, или как минимум его учили этому – это ведь и была одна из причин, почему остальные ровесники его не любили.
Усугублять конфликт при совершенно реальной возможности огрести и умереть, он бы сейчас ни за что не решился. Но и вот так откровенно сдать назад – это было унижением, от которого не отмыться. По крайней мере, сам-то он в этом не сомневался. Не понимая как быть, растерянный сосед замолчал с испуганно выпученными глазами, всем своим видом прося остальных о помощи, и сообщая, мол как же так-то…
Будь всем участникам этого разговора и впрямь по столько лет, на сколько они выглядели – быть беде. Но болтуну повезло.
Воспоминания Дирка и впрямь последнее время ощущались как свои, но Дирком я все-таки не был. Удивленный не меньше соседа, я искренне наслаждался своей речью, смаковал каждый глоток той искренней ярости, которая из меня буквально фонтанировала, но головы не потерял.
Рассмотрев, что кажется здесь тупик, и никто мне вызов не бросит, я переключил свое внимание на еще одного члена «веселой» (сейчас, правда, не очень) компании. На этот раз на острие критики попал один из моих родственников.
– А ты, – фактически прорычал я, – ты же моя родня! Как мог ты не поставить на место человека, что порочит память сестры твоего отца? Чтобы и кто не думал, но оскорбляют твою родню – значит, порочат и тебя лично! Что может быть позорней, чем отмолчаться в такой момент… или вовсе одобрять сказанное? – тут я совершенно театрально добавил в голос подозрительности. – Может быть недаром ходят слухи, что это вы ограбили мой дом, пока мы с Жаном мучились от ран? – ткнул я обвиняющее в двоюродного братца, обалдевшего не меньше соседа. – И где мой конь? В драке, в которой наставник отбил меня у тварей, он уцелел…
