Хотя вообще-то, положа руку на сердце, мама права. Ей действительно не терпится поскорее покончить с этим идиотом анонимщиком и вернуться в привычную среду обитания.
В свой дом. К своим путешествиям… Она ведь действительно очень любит то, чем занимается. Ловит от этого нереальный кайф.
Новые города, страны, отели, потрясающей красоты пейзажи, ковер из облаков под крылом самолета, новые знакомства и новые впечатления – да что вообще в мире может быть лучше?! Но мама и Брю – последние люди на земле, которым можно это объяснить. Вот папа – тот всегда ее понимал. Но папа умер больше двух лет назад.
– О’кей, мама, мне пора.
– Конечно! Тебе всю жизнь – «пора»!
Габриэла схватила с островка ежедневник и стопку листов, вышла из дома. Задержалась лишь для того, чтобы проверить почтовый ящик. В нем лежало только одно письмо без обратного адреса.
Сердце у Габриэлы сжалось. Она быстро взглянула вверх, на окно спальни Брю. И ей показалось, что занавеска на окне колыхнулась.
– Вот, – сказала Габриэла, торжественно положив перед Вероникой простенький планшет. – Это программа-переводчик. Она распознаёт речь, переводит ее в текстовый формат, а здесь, внизу, появляется перевод на русский. Я подумала, что будет невежливо разговаривать при тебе на немецком.
Они обосновались в гостиной дома фрау Бурлакофф, матери Тима. Фрау Бурлакофф уехала по делам, оставив на столе блюдо с овсяным печеньем, которое грызла только Вероника. Габриэла избегала перекусов между приемами пищи, а Тим был просто Тимом, как и всегда.
Вероника, держа в руке надкушенное печенье, прочитала перевод на экране планшета, кивнула и что-то сказала.
– Если хочешь говорить, просто нажми сюда, и он будет работать в обратную сторону, – сказала Габриэла и потянулась к экрану.
– Она сказала: «Спасибо, очень мило с твоей стороны», – мрачно ответил Тим, и рука Габриэлы замерла на полпути.
– Ну да, – рассмеялась Габриэла. – Тим, ты специально так делаешь, чтобы все в твоем присутствии чувствовали себя глупо?
Вероника, прочитав перевод, оживленно закивала, а Тим, чей взгляд блуждал по разложенным на столике листам, сказал:
– Нет. Не специально. Здесь все письма, которые были получены?
Его грамматика была безупречна. Далеко не все уроженцы этой страны говорили так дотошно правильно. В отличие от произношения – оно было просто чудовищным. Но все-таки Габриэла прекрасно его понимала. А когда-то в детстве, помнится, она не замечала акцента вовсе. Дети многого не замечают, когда сосредотачиваются на главном.
– Вот эти листы – фотокопии, – сказала Габриэла, показав пальцем. – Я отфотографировала их и распечатала…
– А где оригиналы?
– В полиции, как улики. Полиция ведь тоже занимается расследованием этого дела, Вернер постарался подключить все свои связи.
– Понятно. Какое письмо было получено первым?
– Вот это. – Габриэла вытянула распечатанный на принтере листок из-под других.
– «Желаю тебе сдохнуть в страшных мучениях, тупая шлюха», – прочитал Тим.
Переводчик, видимо, был в чем-то похож на ребенка. Он тоже без проблем разбирал слова, произнесенные Тимом, и, соответственно, переводил.
Вероника хмыкнула. Нажала на экран и что-то спросила. Габриэла посмотрела на немецкий текст на экране: «Так написано в письме или он просто рад тебя видеть?»
Тимофей резко ответил по-русски, и к переводу добавилась еще одна строчка: «В письме».
Вероника ответила возмущенной интонацией. «Хорошо, чтобы нарушить общение девушек», – прочитала Габриэла.
