– Вы поймите меня, я уехал полтора года назад оттуда, уехал безвозвратно, почти стер все из памяти, товарищ гражданин, – назидательным тоном сказал Кроненберг.
Следователь длительно поглядел на него после этих слов, опустил квадратный подбородок, коротко подумал и принял решение:
– Хорошо, господин Кроненберг, на этом закончим сегодня. Мы продолжим в другой раз. Я позвоню.
На обратном пути домой перенервничавший Виктор заглянул на рынок. Было уже жарко. Народу повсюду было очень много. Он протолкался к магазину, который миновать было невозможно, это был большой и гостеприимный магазин Нехемии. Виктор вошел в него, как входят в чужой храм. Он взял, как постоянный клиент, две бутылки «777» без сдачи, безошибочно достав деньги из кармана.
На оставшиеся Витя набрал сытной закуски в соседнем месте на углу у хорошенькой бойкой поварихи, торговавшей готовой пищей. Виктор считал, что у него есть с этой тепло и хорошо пахнувшей кофе, корицей и жасмином женщиной с мягкой большой грудью шанс, но что-то ему мешало, с чем он не мог разобраться и понять что.
Здесь было чисто и сердито, очень хорошо выглядели щедрые на специи цветные блюда, которые она готовила с ночи с размахом и от всего щедрого ливийского сердца. Кошка у ступенек, остервенело терзавшая кусок куриного скелета, искоса поглядела на помеху у глаз в лице башмаков «палладиум» Виктора Кроненберга, но сдвинулась в сторону совсем немного, не до тебя мол, парень, кто ты такой, не мешай.
Сигареты у него были в избытке, заготовлены с получки. «Все при мне, встретим царицу Субботу достойно», – подумал Кроненберг, – она того достойна, королева». У него оставалось еще немного денег и, взвесив все за и против, зная, что, конечно, получится в конце концов «за», Витя еще зашел за штабеля ящиков с луком к старому Амнону с сыновьями. Эти все трое деловых, улыбчивых, себе на уме мужчин одной семьи держали подобие шалмана в доме возле улицы Яффо. Он выпил две двойных порции водки (получился стакан, в общей сложности) с серой ашдодской акулой на этикетке.
К водке полагались три бутерброда с килькой и кусками свежего огурца. Виктор съел один, а два оставшихся бутерброда попросил Бориса Амноновича, старшего сына хозяина, завернуть на потом. Нечего зря пережирать, и так хорошо. Виктор попрощался за руку с Амноном, кивнул его сыновьям и вышел веселый, пьяный, довольный на воздух. В руках он держал газетный пакетик с бутербродами. Некое облачко тревоги на заднем плане его сознания присутствовало и огорчало.
Навстречу Вите через дорогу шел по диагонали второй сын Амнона, Авнер, который с напряженным юным лицом катил перед собой грузовую тележку с тремя зелеными пластиковыми ящиками, загруженными водкой «акула». Он никого не видел за своим бесценным грузом. Виктор, опытный москвич, понимавший, что уже надо топать домой от греха подальше, не мог пройти мимо лавки, торговавшей семечками и орехами.
Он остановился рядом с беспорядочной очередью человек из семи-восьми. Все они были разного возраста, разного статуса, разного происхождения. Всех их объединяла любовь к жареным семечкам и миндалю, ради этого они толпились на солнце перед этой лавкой. Как раз хозяин с клочковатой бородой, черной кипой и белоснежной кожей йеменита извлекал руками в брезентовых варежках из домашней печи противни с прожаренными афульскими семечками размером с фалангу взрослого мизинца, фисташками, миндалем, арахисом, кунжутом. Витя взял с прилавка бумажный пакетик и передал его хозяину:
