Михайла обиделся. Как же так? Варкадин велел ему воеводой быть над всеми холопами, меч ему дал, а они и не глядят на него, валят себе вперед, мальчишкой его, верно, считают. А Артюшкин сказал: вели им за собой итти. Что ж теперь делать? Михайла дергал лошадь, не зная, на что решиться. Оглянувшись, он увидел, что Артюшкин едет с другого конца поляны и его обозчики кучкой за ним.
Тогда, не раздумывая больше, Михайла хлестнул изо всех сил лошадь и поскакал вперед, врезавшись в задние ряды мужиков. Те удивленно расступались, давая ему дорогу, а он все нахлестывал лошадь, пока не выбрался из толпы мужиков, отставших от мордвинов, и поскакал вперед по пустой дороге. Тут его нагнал Артюшкин.
– Вот как выедем из леса, – сказал Артюшкин, – тут до Нижнего верст пять будет, не больше.
Михайла заторопился. Верст пять. Пожалуй, Варкадин-то уж до Нижнего добрался, пока он тут с мужиками валандался. Ему уже представлялось, что мордвины рыщут по Нижнему базару, врываются во двор Дорофей и тащат Марфушу. Рука его сжимала рукоятку меча, и он представлял себе, как он с размаху срубит голову мордвину, схватит Марфушу и ускачет с ней из города.
Он изо всех сил погонял свою лошадь, так что Артюшкин едва поспевал за ним.
– Чего гонишь? – крикнул тот. – Гляди, отстали все. Говорил, не растабарывай с мужиками, а теперь подождать надо. Одним неспособно. Надо всей силой навалиться.
Но Михайла гнал, ничего не слушая. Вот и опушка. Деревья расступились, и сразу перед ними открылся вдали Нижний с высокими каменными стенами и горевшими на солнце главами церквей. Здесь, на открытом месте, на них опять налетел ветер, точно подстерегал их.
Но что ж это на поле перед городом?
Михайла придержал лошадь, внимательно всматриваясь вдаль. Артюшкин догнал его и тоже остановился.
По всему широкому полю в беспорядке скакали всадники, точно их гнало ветром, как листья с деревьев.
– Что ж это? Артюшкин! – крикнул Михайла. – Ведь то наши, мордвины. Ой! А там стрельцы. Гляди, гляди! С саблями. Так на наших и наседают.
– Воевода нижегородский, стало быть, со стрельцами ударил на них. Не иначе, как довел кто-нибудь. Поджидали они, верно, не дали к городу подойти. Как наши-то из лесу вышли, они и кинулись встречу. Где ж нашим в поле против стрельцов? Говорил – скорей выезжать надо было. Вишь, опозднились. И мужиков нет. Чай, поди, один не сунешься.
– Не сунусь? – крикнул Михайла. – А вот поглядишь!
И, не оглядываясь назад, Михайла стегнул лошадь и во всю мочь помчался полем навстречу беспорядочно скакавшим к лесу мордвинам, за которыми гнались стрельцы.
Что он будет делать, он и сам не знал. Он даже меча не вытащил из ножен. Знал одно – воевода он, стало быть, вперед всех надо.
Артюшкин кричал сзади:
– Стой! Погоди! Мужиков дождись!
Мужики выходили на опушку и останавливались, сбившись в кучу.
Артюшкин кричал им:
– Братцы! Вы чего ж? Вон воевода ваш! Валите за ним! На стрельцов!
Но мужики топтались на месте и не трогались вперед.
А Михайла скакал все дальше. Вот уж навстречу ему замелькали мордовские лошади, мордвины что-то кричали ему, махая руками. Но он ничего не понимал.
Он помнил одно – опоздал, а Артюшкин крикнул ему: один не сунешься.
Он скакал с такой быстротой, что и стрельцы, гнавшиеся за мордвинами, не успевали остановить его.
Но вот впереди топчется кучка всадников. Дерутся.
«Да ведь это Варкадин», мелькнуло у Михайлы. Размахивает мечом, а на него так и наседают стрельцы.
