Он помнит, как с бабушкой посетил двоюродного деда, брата бабушки. Маленькая тесная, грязная землянка освещалась лучиной. Дедушка Володя, маленький, горбатенький, наверное, болел, и они принесли ему какие-то гостинцы. Алька испытал ужас от этой черной, неприятно пахнущей землянки, ужас от тонких, источенных голодом, грязных рук, от слез плакавшего от благодарности дедушки, которые текли по его черным от грязи щекам.
Больше он деда Володю не видел. По словам тетушки, дед Володя до войны был деловым мужиком и, не смотря на свою горбатость, женился на красивой девушке. Еще до войны у них родился сын, но, когда во время одной из бомбежек был разрушен и сгорел их дом со всем имуществом, жить стало нечем, и сынишка умер от голода. Жена, пытавшаяся спасти и его и семью, пошла в услужение к немцам, которые прихватили ее с собой при бегстве. После войны она появилась в селе, плакала на могилках сына и умершего к тому времени мужа, но никто ее не принял, считали ее заразной.
Осенью 44-го, Елена Михайловна – так звали присланную учительницу, открыла первый класс. Детишек было мало, они все помещались за одним длинным, наскоро сколоченным столом в единственном кирпичном доме, у которого сгорела только соломенная крыша, но сохранился потолок. Детей было мало потому, что большая часть жителей села была угнана немцами с собой, в Белоруссию, и они вернулись только в начале 45-го. Алька сидел за столом тоже, но услышав букварёвские «м» и «а» – «ма», ему стало скучно, он поднял руку и попросился домой, к бабушке. Боже, как он любил бабушку! Он был согласен и жамки ей жевать, когда у нее выпадут зубки, и хлебом, посыпанным песочком, кормить.
Мать была как бы в отдалении, у нее были свои заботы. От отца с первого дня войны никаких вестей не было, его считали убитым, матери нужно было как-то устраивать свою жизнь, и Алька в этом был для нее обузой.
Время, прошедшее с момента освобождения до дня Победы, было насыщенным и необыкновенно интересным с точки зрения ребятишек. Оружие, патроны мешками, гранаты, толовые шашки (однажды бабушке на рынке их всучили под видом хозяйственного мыла), ракетницы и сами ракеты – все это находилось по окрестным лесам и хранилось в подвалах и погребах, в застрехах, закапывалось в огородах и садах. Попадались винтовки, пистолеты, автоматы. Среди малышни особенно ценились ракетницы, высшим шиком было стрельнуть темной осенней ночью и смотреть на холодный, мертвый, белый свет, вырывающий из темноты дома, деревья, кусты.
Однажды младший из дядьев, дядя Валя, вздумал, в отсутствие бабушки, посмотреть на внутреннее устройство ракетного патрона. Внезапно ракета загорелась и, испуская клубы дыма, огненных искр, принялась летать по горнице, отскакивая от пустых стен. Алька с дядей, неведомо как, оказался под столом, в страхе наблюдая за полетом, пока в ракете не кончился заряд.
Особенно высоко ценился термит, добываемый из развинченных зажигательных снарядов. Кусок термита заключался в сплетенную из проволоки корзиночку, поджигался и запускался в небо с помощью пращи – незаменимого оружия пацанвы, как и рогатки. Такой запуск темной осенней ночью был самым эффектным – истекающий каплями негасимый огонь, мотающийся по небу, вызывал бурный восторг.
Осенью 44-го органы попытались обуздать беспредел, объявив день добровольной сдачи оружия и всего прочего взрывчатого. Целый день на берегу речки слышались выстрелы, даже гранаты бросали в воду, глуша рыбу – совмещали полезное с приятным. Алька принес свою ракетницу со сгоревшей рукояткой, другая, совершенно исправная, была закопана, предварительно обильно смазанная солидолом и завернутая в тряпку. Бабушка, находившая схроны сынов и внука, бросала найденное в туалет – единственное наинадежнейшее место.
