Я оставил громкие суетливые руины госпиталя за спиной и, бесцельно изображая барана, идущего от овчарни к лугу, понёс себя прочь. Нестись прочь оказалось просто, потому что это занятие не подразумевало чего-то, к чему я должен, хочу или могу принестись в результате. Достаточно поочередно переставлять ноги, и всё получается само собой. При этом можно не пользоваться ни внешним, ни внутренним восприятием. Несусь и несусь себе прочь – если нет разницы, куда, то тем более безразлично, через что я несусь. Может быть, через лес. Возможно, через город. Или через горы, через собак, через башни, через людей, через шкафы с оторванными головами, через полтишки, через сугробы, через свистульки и шмоньки, через взорванные отморозками военные госпитали, через всё на свете, чему я не знаю названия, о чём не имею ни малейшего понятия. Плевать. На всё плевать – отличный метод справиться с чем угодно и избавиться от чего угодно.
Топая, куда глаза не глядят, плюя по сторонам, ни на чём не фокусируя внимание, я уступал барану только в том, что не оставлял за собой следа из подхвостного гороха. С выключенным оценочным восприятием мне было никак. Наверное, по отсутствующим ощущениям больше чем на барана я походил на мертвеца. Да и плевать, на баранов плевать и на мертвецов тоже.
– Стой! Стрелять буду! – я услышал голос и помимо своей воли распознал смысл слов, которые этот голос произнес. Выходит, не так уж силён мой навык отключать сенсоры и рецепторы. Ещё одно разочарование. Что ж, одним больше – плевать.
– А ну стоять, кому говорю, баран тупорылый! – выкрикнул голос, и я понял, что он обращается ко мне. По крайней мере, симуляция барана мне удалась.
– Живо упал мордой в землю, руки за голову и без глупостей!
– Это вы мне говорите? – уточнил я, фокусируясь на обладателе голоса. Раз внешнему миру ничего не стоит прорваться в моё восприятие, нет смысла его сдерживать.
– Я тебе щас харю отстрелю нахрен! Руки в гору и на землю! – прокричал молодой человек с напряженным алым лицом, перекошенным ртом, теснящимися в орбитах глазами и чёрным ружьём в контрастно белых судорожно сжатых пальцах.
– Недавно я пытался найти гору на местности, но отыскал её только внутри себя, а снаружи оказался сугроб, в котором я…
– Да ты сука издеваешься?! Какой нахрен сугроб?! В гроб щас отправишься! – из раскаленного до гранатового свечения рта летели шипящие брызги.
– Я должен был отправиться в гроб в результате героической гибели в бою. Но, раз уж и так все планы развалились, наверное, можно и без боя.
– Ты чо, больной? Ты чо, не врубаешься, что я тебя щас тупо грохну? – пылающий лоб молодого человека смялся морщинами, как будто он пытался решить в уме трудную математическую задачу.
– Я полагал, что вы меня застрелите из ружья, но грохнуть тупым тяжелым предметом – это тоже вполне надёжный вариант.
– Дебил тупой, – лицо молодого человека постепенно теряло градусы, пальцы, стискивающие оружие, чуть расслабились. – Тут война, понимаешь, а ты ходишь-бродишь, бред дикий несёшь. На такого психа пулю тратить жалко. Давай, разворачивайся и вали туда, откуда пришёл.
– Не могу. Я потерялся. Того места, откуда я пришёл, уже не найти. Поэтому, если вы меня не будете убивать, я лучше пойду дальше.
– Хрена с два ты у меня пойдёшь дальше, дурилка картонная. Дальше – наши позиции. Думаешь, я тут по приколу околачиваюсь?
