Стряхнув капли воды с рук, я тянусь к диспенсеру
с бумажными полотенцами. В этот момент кто-то начинает стучать в дверь туалета.
Поначалу тихо, а затем более настойчиво.
А вдруг
там Натали?
Тихо
посмеиваясь над абсурдностью собственных мыслей, я распахиваю дверь.
— Рамис Булатович…
— Рихтер смущенно мнётся.
Хорошо,
что в этот момент я сжимаю в руке скомканный клочок целлюлозы. Это спасает от
неандертальского выпада в ее сторону.
Что
поделать, если испокон веков, при виде вожделенного объекта наша нижняя голова перенимает
контроль на себя? Это физиология, и это не значит, что я прямо сейчас затащу
Нату в кабинку для самолетного секса.
Следом,
наконец, приходит понимание, как же хорошо держать себя в границах: за спиной
терапевта маячит скрюченная фигура колопроктолога.
Кузьмина,
вдавливая меня в стену, врывается в сортир.
— Кисель
ваш… говорила же… — срывающимся голосом роняет она и зажимает ладонью рот: — Он
явно забродил!
— Удачи,
— отвечаю, чтобы хоть как-то поддержать этот странный разговор.
К
счастью, теперь нас отделяет дверь.
— Хорошо,
что конференция завтра. Есть шанс, что ваш кисель успеет выветриться… —
странным голосом лепечет Рихтер, начиная содрогаться от истеричного смеха.
Языкастая
кошка.
Знает
ведь настоящую причину недуга подружки, но упорно продолжает зубоскалить.
Сбоку от
нас раздается характерный звук открывающегося замка, и в глазах Натали вспыхивает
явное замешательство, которое молниеносно сменяется ревностью.
— Рамис, большое
вам спасибо! Мне уже совсем не страшно и не тошнит! — еще влажные руки Елены
обвивают мою шею, а вбок упирается ее девятимесячный живот.
«Ты,
Кадиров, магнит для бегемотиховых пузодержателей» — разъяренный голос Дёмы
давит внутри черепной коробки.
Ладно,
Макаров — тревожный будущий папаша, но Рихтер?! Хладнокровная, язвительная
немка, а одним взглядом она пытается прожечь запасной люк и вытолкать меня без
парашюта за борт самолета.
В тишине
она разворачивается на пятках и уходит на свое место. Всё оставшееся время
полета я не слышу ее звонкий голос и не чувствую обжигающих взглядов.
Царская
семейка проспала весь полет и сейчас малец Пётр активно вертит головой по
сторонам. Воспитан он хорошо, поэтому на фриковатую кучку маргиналов не показывает
пальцем, а в духе Марии громко спрашивает почему эти дяденьки разукрашены, как
радуга.
Не
завидую я его папаше…
Когда
стеклянные двери аэропортаостаются позади, наша
дружная компашка, не сговариваясь, утыкается в свои телефоны.
Я пытаюсь найти сообщение от Лины с точкой, где она оставила
мою тачку. «Заботливая» сестрица не пожелала выкроить время, чтобы забрать любимого
брата из аэропорта.
— Дамы и
господа, я на машине. Куда вас подвезти? — интересуюсь у них голосом
таксиста-зазывалы.
— Не, я
уже нам такси вызвала, — басит Кузьмина, торжественно объявляя, что они решили
остановиться в «Континентале».
Бросаю
прямой взгляд на Натали.
Ну?
Медленно,
но, верно, начинаю закипать. В конце концов, это же невежливо — так открыто
игнорировать обычное дружеское предложение.
— Натали?
Невинно
моргает, а потом приторно щебечет:
— Рамис,
— залипаю на том, как она обводит языком, увлажняя свои губы. — В самолете уши
заложило… благодарю, меня заберут.
И словно по волшебству, за её спиной
раздаются звуки покрышек автомобиля, и
серебряная «Мазда» с тонированными стеклами несколько раз мигает фарами, останавливаясь.
