– Я хотел позвонить Олверсону, – сказал я.
Он помолчал, словно раздумывал:
– На его месте я бы держался от этого подальше. Позвоните Кену Саншайну. Вам понадобится представитель в прессе.
– Нет.
– Дружище, послушайте меня. Ваш сын только что застрелил самую популярную личность в Америке.
– Он невиновен.
– Для суда, но не для прессы. Сейчас он – лес, который им легко поджечь. Репортеры будут преследовать вас месяцами, если не годами. Будут пресс-конференции. Вас будут винить во всем. Вам понадобится советчик. И чтобы для Дэнни это не кончилось летальной инъекцией, понадобится доброжелательное жюри.
Я обдумал его слова. Месяцами на лужайке перед домом будут стоять машины прессы, копы будут задавать вопросы, по почте будут приходить угрозы и оскорбления. Это уже слишком.
– Добудьте ему адвоката, – сказал я.
Повесив трубку, набрал домашний номер. Фрэн ответила со второго гудка.
– Пол, – спросила она, – ты в порядке?
– Все хорошо. Как ребята?
– Наверху, подглядывают из-за ставней. У крыльца репортеры из Испании.
– Из Испании?
– Отовсюду. CNN, NBC, BBC. Столько прожекторов, что на дворе белый день.
– Не выходи к ним. Никому ничего не говори. Я звонил Мюррею, он едет.
– По телевизору сказали, что полицейский стрелял в Дэнни. Показали кровь на ковре в зале.
– Он ранен в бедро. Я этим занимаюсь.
Я слышал страх в ее дыхании. Мы прожили с ней двенадцать лет, я знал ее до последнего дюйма.
– Эллен звонила. Твоя первая жена.
– Я знаю, кто такая Эллен.
– Она просила тебя позвонить.
– Не сейчас. Придется и этим заняться.
– Звонят люди.
– Знакомые?
– Есть знакомые, есть незнакомые. Ничего хорошего не говорят.
– Не бери трубку. Я пришлю тебе сообщение на мобильный, когда что-то узнаю.
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю.
Я повесил трубку. Нашел в списке номер Дина Олверсона. Дин почти десять лет лечился у меня: он страдал ревматоидным артритом. Его жена подружилась с Фрэн, и мы временами бывали у них в гостях.
При Билле Клинтоне Дин был заместителем госсекретаря. Ушел в отставку после долгой и успешной дипломатической карьеры. Если кто-то и мог мне помочь увидеться с сыном, только он.
Дин ответил с первого гудка.
– Пол, – сказал он, – я не могу с тобой говорить.
– Он мой сын, Дин. Я должен знать, что с ним все нормально.
– Он застрелил кандидата в президенты. Уверяю тебя, о нем позаботятся.
Этого было мало. Отец Дэнни с каждой минутой все глубже увязал в бюрократических лабиринтах.
– Мне этого мало, – сказал я. – Его объявили террористом. Ему нужен адвокат. Нужно справедливое разбирательство. Он никак не мог этого сделать. Мой сын всегда был либералом и демократом. Состоял в Гринпис. Ради бога, он же в Техасе работал на этого типа. Стал бы такой мальчик стрелять в Джея Сигрэма?
Молчание было таким долгим, что я испугался, не разъединили ли нас.
– Жди звонка, – сказал мне Олверсон и повесил трубку.
Джей Сигрэм не был первым политиком, убитым теплым июньским вечером в Лос-Анджелесе. 5 июня 1968 года в кухне отеля «Амбассадор» застрелили Роберта Кеннеди. Это случилось через несколько минут после полуночи. Он только что победил в праймериз Калифорнии и уже считался будущим президентом Соединенных Штатов. В своем выступлении он сказал: «Итак, благодарю вас всех, продолжим в Чикаго и давайте победим и там». Сошедшего с трибуны Кеннеди провели через буфетную и кухню при бальном зале. Маленький темноволосый человечек преградил ему дорогу со словами: «Кеннеди, сукин ты сын!» Он сделал несколько выстрелов из автоматического пистолета 22-го калибра. В Кеннеди попали три пули: две – в туловище, одна – в голову.
