– Голодно?
Вместо ответа Олята вздохнул.
– Лет сколько тебе?
– Четырнадцать.
– Иди ко мне в службу! Сыт будешь, одет.
– А служба какая?
– За конем смотреть, домом.
– Порты мыть и шти варить? – насупился Олята. – Я не баба!
– Найдем бабу! – усмехнулся Некрас, бросив взгляд в медовые ряды.
– Улыба не пойдет! – возразил Олята. – Сама девку для работы держит.
– Глазастый! – нахмурился Некрас.
– В городе живу! – шмыгнул носом Олята. – Сестру мою бери! Она работящая.
– Мала больно! Болтлива небось.
– Не. Как батьков посекли, молчит совсем.
– Мову отняло?
– Не! Говорить не хочет.
– Ладно! – согласился Некрас. – Станет много болтать – выгоню. У меня строго! Перебирайтесь сегодня же – мой дом при конюшне в Волчьем Логе. Знаешь? Вот… Остановят дружинники, скажешь: Некрас нанял. В доме холсты, сукна, кожи – сошьете себе одежу, а еды много.
– Платить сколько будешь?
Некрас изумленно глянул на отрока.
– Гляди-ка! Еды и одежи мало… Сколько просишь?
– Ногату в месяц. Одну мне, другую Оляне.
– Будет!
– Одну дай вперед!
– Зачем?
– На Оляне рубашка худая, на улицу не выйти. Не починишь уже – холстина гнилая, под иглой лезет. Я на торгу приценился: рубаха ногату стоит. Как раз на нее…
Некрас сунул Оляте монету. Тот деловито зажал ее в кулаке.
– Змея покажешь?
– Даже чистить заставлю. Чтоб блестел, как конь!
– А он… – Олята потупился. – Не съест?
– Есть в тебе нечего! – усмехнулся Некрас. – Мясо нарасти! Зачем смоку тебя есть? Сам знаешь, что он с худыми людьми делает!
Олята бросил последнюю охапку соломы на пол и направился к выходу. Змей преградил дорогу.
– Чего более? – заворчал отрок. – Навоз убрал, тебя почистил, соломы для подстилки принес… Все сделал!
Олята двинулся к выходу, но змей, изловчившись, наподдал ему головой пониже спины. Отрок пролетел несколько шагов и зарылся головой в солому.
– Чего дерешься?! – закричал он, вставая. – Совсем ополоумел! Не погляжу, что смок, да как возьму вилы!
Змей подцепил зубами кожаное ведро, лежавшее у стены, и протянул Оляте.
– Мыл уже! – осердился Олята. – Коня так не мою, как тебя, идола! Слетал бы к реке да искупался!
Змей не отступил. Олята, вздохнув, взял ведро и, потирая ушибленное место, поплелся к бочке с водой. Смок повернулся к нему боком, и Олята, смачивая рогожу в ведре, стал тереть ею круп змея. Когда он добрался до основания шеи, смок шумно выдохнул, уложил голову на солому и прикрыл глаза. Олята стал тереть выпуклость на крупе, и смок блаженно заурчал.
«Чешется! – догадался Олята. – Что у него тут? Как зуб режется. Но какие зубы на теле?..»
Отрок переступил через шею смока – с другой стороны крупа была такая же выпуклость. Олята стал тереть и ее; змей, было примолкший, возобновил урчание.
«Надо у Некраса спросить, что это…» – решил Олята.
У входа в конюшню показалась Оляна.
– Что? – спросил отрок.
Сестра указала рукой в сторону дома.
– Приехал кто?
Оляна кивнула.
Олята отложил ведро и пошел к выходу. Змей не стал мешать.
У крыльца стоял конь в богатой упряжи, рядом, сердито поглядывая на подходившего отрока, – Святояр.
– Некрас где? – спросил он, не отвечая на поклон.
– В посаде.
– Конным убыл?
– Конным, – подтвердил Олята. – Мигом сбегаю!
– Буду я ждать! – заворчал воевода. – Садись на моего коня – и духом!
Олята не заставил себя упрашивать. Взлетев в седло, крикнул сестре: «Потчуй гостя!» – и сразу сорвался в галоп. Стремена оказались длинны, подтягивать их было недосуг: Олята колотил в бока откормленного жеребца кожаными поршнями. Конь шел ходко, всадник стрелою пролетел мимо конной стражи, охранявшей въезд в Волчий Лог. Завидев отрока на жеребце воеводы, дружинники в изумлении открыли рты… но Олята уже был далеко. На полном скаку он ворвался в посад и остановил коня перед избой с резным петухом на воротах.
