Анастасия забивается в угол. Смотрю на нее. Я
все еще чертовски зол.
— Почему ты недовольна всем, что я делаю для
тебя? — спрашиваю.
— Потому что ты делаешь это для себя, —
выплевывает она. — Мне твоего ничего не надо.
— Значит, совсем ничего? — ярость клокочет
внутри, опаляя сердце и мозги.
Резко
подаюсь к девчонке. Она вскрикивает от испуга, но деваться ей некуда. Двери
машины заблокированы, мы уже мчимся по улицам города. Еще немного – и будем
дома.
Я
хватаюсь за бретельку ее платья и дергаю на себя. Слышится треск, ткань рвется.
— Что ты делаешь? Пусти! — девчонка
отбивается, машет руками, но я легко отвожу их в стороны. Мне ее удары, что
слону дробина, даже не чувствую.
Под ее крики и жалкие попытки сопротивления
срываю с нее платье. Анастасия в ужасе прикрывается руками. В широко
распахнутых глазах страх насилия. Думает я ее прямо здесь и сейчас… И хотя злость
возбуждает, сейчас я больше хочу ее проучить, чем поиметь.
Под платьем у нее простой хлопковый
бюстгальтер и трусики. Белье куплено не мной, выдано еще в интернате. Повезло
ей. Снова.
А вот туфли от меня. Наклоняюсь и стаскиваю
их по одной с ее ножек. Ничего моего ей, значит, не надо. Отлично, пусть
снимает. Я как раз заканчиваю, когда машина въезжает в ворота.
— Останови здесь, — приказываю водителю по
внутренней связи.
От ворот до дома метров тридцать по хорошо
освещенной территории. Самое то.
Открываю дверь и выхожу. Анастасия немного
расслабляется, осознав, что насиловать ее прямо сейчас не будут. Я же
наклоняюсь, хватаю ее за руку и тяну из машины.
— Но на мне ничего нет! — возмущается она.
— На тебе нет ничего моего, — поправляю ее. — Как ты и хотела.
Она икает от неожиданности, а затем переводит
взгляд с меня на дом, прикидывая расстояние до него. Постепенно до нее доходит,
что ей идти туда в одном белье. На улице тепло, не замерзнет. Зато наконец-то
поймет, что злить меня плохая затея.
Дрожа всем телом, она делает первый шаг.
Обхватывает себя руками, чтобы хоть как-то прикрыться. Охранники, водитель –
все отворачиваются, никто не смотрит на девушку. Правильно. Им же хуже будет. Смотреть
на нее имею право только я.
Анастасия
опускает голову и быстро-быстро идет к дому. Тонкая, ладная, одни стройные ноги
чего стоят. При взгляде на нее меня аж трясет. Мне мало только смотреть, хочу
обладать. Трогать ее, брать снова и снова, чтобы стонала и выкрикивала мое имя
до охрипшего горла. Это уже не страсть, а какое-то помешательство.
Анастасия
взбегает по ступеням крыльца и скрывается в доме. Первый из трех дней, что она
у меня выторговала, заканчивается тем, что я едва не приказал убить из-за нее
человека. Что дальше?
Какое счастье, что я ношу свое белье! Никогда
я еще так не радовалась такому простому факту. Будь на мне трусики, купленные
Раилем, он бы и их сорвал. Ни секунды в этом не сомневаюсь.
Он же ненормальный! Псих! Заставил меня
пройтись в одном белье на глазах у всех подчиненных. А среди них, между прочим,
полно мужчин. Куда подевалось его чувство собственничества?
Впрочем, мне без разницы, что там творится в
его больных мозгах. Куда больше меня волнуют собственные эмоции. Такого унижения
я никогда не испытывала! А я, между прочим, выросла в интернате, где нежным
фиалкам не место.
