– Я не понимаю, в вас играет азарт? – спросила, изображая равнодушие. Мне можно было отступить, сделать несколько шагов назад, только я стояла.
– Во мне многое сейчас играет, – признался он. – Охотничий азарт в том числе. А еще желание хорошенько тебя распробовать. И, наверное, впервые в жизни не торопиться и насладиться Рада. Растянуть удовольствие.
– Так говорят про еду, – выдал мой взволнованный мозг.
Давид Романович усмехнулся со словами:
– Определенно ты мой десерт. Я столько съел уже основных блюд, что от желания сладкого все подрагивает.
– С этими симптомами не ко мне, а к эндокринологу, – выдала очередную глупость, осознавая, что простым разговором все не закончится.
– Будешь моим лечащим врачом, Рада Артемовна?
– В подростковом возрасте я мечтала быть патологоанатомом, – сообщила я.
Немиров рассмеялся.
– Ну, по крайней мере, полежу перед тобой голым.
– А вам так хочется этого? – я зачем-то продолжила провоцировать мужчину. Провоцировать дома. Где мы наедине и из защитников был только Серканчик, который, судя по тишине, спал.
– Очень. Я же должен зарекомендовать себя с лучшей стороны. А моя скрытая сторона, – он стрельнул взглядом себе в пах, – исключительна.
– Знаете, о чем я сейчас жалею? – поинтересовалась я.
– О чем?
– Что ничего не понимаю в психологии. А было бы у меня образование, думаю, нашла с десяток пунктиков по профессии.
– Я готов попасть к тебе на сеанс хоть сейчас.
– Давид Романович, вам пора, – я попыталась вернуть разговор в нужное русло. – Ещё раз прошу прощения за поведение Виктора. Он выпил. Надеюсь, у нас не будет проблем.
– Никаких, Р-р-рада, – пророкотал мужчина, приближаясь вплотную, притягивая к себе одной рукой и удерживая. – Что ты любишь?
Странный вопрос и близость окончательно дезориентировали. Я превращалась в подтаявшее мороженое, позволяя себе буквально висеть на мужском предплечье и смотреть Немирову в глаза.
– У вас такие глаза, – произнесла я, не в силах оторваться.
– Какие?
– Невероятные, – ответила я, точно не собираясь делать комплименты. Но все, что было у меня в голове, просилось на язык.
– Нравятся?
– Да, – произнесла одними губами. Я не видела ничего подобного. Темная радужка каким-то образом становилась золотистой. Переливалась, пульсировала.
– А что еще тебе во мне нравится? – голос хозяина Ночи звучал гипнотически приятно. Бархатный, обволакивающий, чуточку вибрирующий.
– Губы, – призналась я. – Идеальные для мужчины.
– А еще?
Внутри все противилось. Было ощущение, что я предавала себя. Открывала тайны, в которых не признавалась раньше.
– Руки.
Немиров удивленно вскинул брови.
– Серьезно? – он осмотрел свободную ладонь.
– Да. Я люблю красивые мужские руки. Мужские, – повторила, вкладывая в слово значение. – Не маленькие, с длинными пальцами, но не тонкими, как у девушки, и не толстыми, как сардельки.
– О боги. Если бы я знал, что тебе так нравятся руки, то показывал тебе их при каждом удобном случае.
– И тело…
Я прикусила нижнюю губу, чтобы еще ничего не ляпнуть.
– Моя девочка, так я тебе нравлюсь целиком и полностью, – восхитился Немиров. – А как же ты сопротивляешься. Так яростно. Так самозабвенно.
В голове мелькнула совершенно ненужная мысль про обширный лексический запас у мужчины, который в принципе может обойтись двумя фразами: “Хочу” и “У меня есть деньги”.
– Правила.
Напоминание мне далось с трудом.
– А их так пр-р-риятно нар-р-рушать, – сказал он и прижался своими губами к моим. Оторвался. Посмотрел на меня хмуро и с недоверием. – Ты… помнишь? – спросил он.
