Я вскакиваю и тут же плюхаюсь обратно под грозным окриком.
– Сядь! Ты им ничем не поможешь! Кто умеет бороться со своими страхами, тот выживет, остальные сами сведут себя с ума. Им везде будут мерещиться враги и кошмары. Будь готова, что вчерашний друг может увидеть в тебе монстра и напасть. Так что расслабиться ты теперь сможешь только дома, в Окмене. Я говорила сыну, что у вояк больше шансов уйти из Кервельской Зоны живыми, но он считает, что солдаты, умеющие убивать, сильнее подвержены сумасшествию и насилию. А поскольку от орков можно только убегать, воинские навыки не больно-то и нужны. Время нас рассудит, – она грустно вздыхает.
Видно, что она очень расстроена, и ее угнетает безнадежность ситуации. Я в ужасе забиваюсь в кресло с ногами и умоляюще гляжу на нее.
– Прости, внучка, но я действительно, ничем не могу помочь твоим друзьям, – опускает она глаза.
– Но ты же можешь приказать, – шепчу я.
Бабушка виновато смотрит на меня.
– Видишь ли, детка, за столько лет без пищи они достаточно ослабли, и это может грозить развоплощением. А поскольку мы накрепко связаны, в тот миг, когда развеется последний из призраков, исчезну и я. Сегодняшний «акт возмездия» для меня тоже не прошел даром, и мои невольные «соратники по несчастью» это прекрасно знают, и понимают, что, если я решилась на это, все очень серьезно. Но мои перспективы, в отличие от их, куда менее оптимистичны. Ад отвергнет меня, я совершила слишком много добрых дел, им «засланный казачок» не нужен. Но и рай меня не примет, я не выполнила свою земную миссию, не передала Дар, не оставила миру новую Целительницу. Так что меня ждет вечное Ничто. Ты желаешь мне такой участи?! – горько смотрит она на меня.
– Нет-нет, что ты, – горячо заверяю я, конечно, мне жаль своих людей, но и не помочь бабушке я не могу. – А если я приму Дар, ты сможешь уйти к Создателю?
Она делает движение, будто хочет дотронуться до меня, но на полпути останавливается, и рука безвольно падает.
– Поверь, малыш, посмертное существование все-таки премерзкая штука. Если ты согласишься мне помочь, я смогу упокоиться. Но ты должна отдавать себе отчет, что, приняв Дар, ты уже не сможешь свернуть с этого пути. Понимаешь, в нашем роду большинство женщин были Целительницами. Мы вправляли кости, заговаривали раны, принимали роды. И это невзирая на то, что издавна все окрестные земли принадлежали нашей семье. Мы не делили страждущих на богатых и бедных, мы не брали денег, мы помогали людям.
Я задумчиво корчу гримасы. Бабушка оценивающе смотрит на меня.
– Что, и хочется, и колется, и мама не велит?! – насмешливо озвучивает она мои мысли.
– Ага, что-то типа того, – хмыкаю я и осведомляюсь, на всякий случай, – а это не больно?
Королева снисходительно качает головой.
– Нет, – заверяет она. – Только сразу отдать его не получится, я же все-таки неживая, – она смущенно пожимает плечами. – Надо будет приезжать сюда несколько лет подряд, в это же время. Сможешь?
Мне вдруг становится ужасно жаль ее. И так хочется ей помочь.
– Конечно. Я же кровная де Кервель.
Бабушка вдруг нервно сглатывает и закрывает лицо руками, веер падает на колени.
– Что с тобой? – беспокоюсь я.
Она опускает руки. В призрачных глазах стоят призрачные слезы.
– Спасибо, девочка моя, – сдавленно шепчет она.
Я легкомысленно машу рукой.
– Пустое. Но я так и не поняла: почему ты не можешь упокоиться вместе с Даром?
