Воспитатель даже ничего не успела сказать стройному немолодому офицеру, – ему всё сказали родители «обиженных» мальчиков и полицейские района. После этого он, не говоря ни слова, поднял дочку на руки, отнес ее в свой джип и они уехали. Разбирались полицейские с мальчиками без её участия, а совместно с воспитателем и родителями детей, принявших участие в экскурсии.
По дороге домой папа подарил дочке большого мягкого медведя, которого впервые выбрала лично сама Ханна, целую сумку шоколада, новые яркие спортивные и очень удобные туфельки и большую бутылку сладкого газированного напитка. На этом подарки на тот день были закончены, и Ханна пообещала папе никогда никого ни при каких обстоятельствах первой не бить, – и выполнила свое обещание вплоть до отъезда в вуз на всей территории городка. Хотя после рассказов многочисленных участников той экскурсии к ней и так никогда никто не лез ни с советами, ни с проблемами для нее.
До конца школы Ханна ходила на занятия в закрытый женский клуб самообороны, где учили не только обороняться, но и нападать, – и весьма жестко, – на своих обидчиков, где учили владеть разными подручными и штатными средствами ведения поединка. Приняли ее в этот клуб, несмотря на ее детский возраст, после того, как она, приведенная отцом, показала свой «танец», в результате которого тренер клуба упал за пределами борцовского мата. Повторить этот «танец» так никто и не смог, – даже сам тренер. «Танец» назвали «ВОЛЧОК». А в процессе оттачивания движений в этом «танце» у Ханны появились варианты «верхнего», «среднего», «нижнего» боя и целый каскад неожиданных и внешне красивых, но очень опасных для ее противников «па» и движений. Для повышения эффективности Ханна отрабатывала «волчок» с различными подручными и штатными средствами ведения поединка. Смотрелось это просто убойно для всех, кто впервые это видел.
Но девочка подросла, и попросила папу, который к тому времени стал больше в звании и в талии, определить ее в одно очень малоизвестное закрытое военное учебное заведение, где из простых мальчиков и девочек делали супер-воинов мирового уровня. Папа почесал затылок, но дочка, не дав сказать ему ни слова, добавила, что выйдет из него уже старшим лейтенантом, если выполнит в качестве экзамена серьезное задание руководства.
– А сможешь? Ведь там задания могут быть просто очень сложными, – закряхтел отец, только теперь понявший, что выросла не просто девочка, а девочка-воин, девочка-офицер.
– Пап! Выполню. Честное слово! – звонко закричала Ханна.
Свое первое задание перед выпуском из учебного заведения и в звании сержанта она получила, и начала выполнять…
… в тихом хвойном лесу около Клиники. Никто не знал, что происходит в этом лесу, в этих сверхсовременных стенах, в головах их руководителей. И ей это надо было выяснить.
(Продолжение действий в хвойном лесу около Клиники – см. в трилогии «Материализация Легенды». Примечание автора.)
Артисту казалось, что над его головой плыло сияние, – круговое сияние, ангельская метка, – когда затих оркестр в свой яме, когда зрители восхищенным вдохом затихли на мгновение, – сразу после того, как он оборвал звучание своего голоса. Еще секунда, – и грянут нескончаемые аплодисменты вслед за его последним движением руки, словно очертившим его голос и поставивший точку сегодняшнему выступлению всего театра, всей труппе. Еще секунда, – и полетят ему под ноги букеты, побегут, чтобы прикоснуться к его плоти, толпы обожательниц. Еще секунда, – и к яркому свету софитов присоединится мощное освещение зала, и восторженные лица станут ему видны, вынырнув из глубокой тени. И именно в эту секунду, что отделяла всегда его голос от восторженного рёва толпы, обычно и возникало у него ощущение нимба над головой, ощущение величия и собственно безграничной славы.
