– Домой, – сказала я наконец.
– Не серчайте, барыня, но сперва к модистке и за шляпками. Так барин велел, ежели вы сами не вспомните. И еще велел с вами не спорить, просто делать по-евойному.
Вот, значит, как? Что ж, я тоже спорить не буду, просто сделаю по-своему. Тем более что легкомысленные Настенькины платьица мне самой не нравились. Так что я с чистой совестью позволила модистке навязать мне бальное платье, только не из полупрозрачного шифона, а нормальное, плотное; закрытое платье для летних прогулок в усадьбе, даром что летом мне будет не до прогулок, и платье для верховой езды, которое дополнялось жакетиком, обрезанным под грудью, и панталонами со штрипками.
Эти панталоны и навели меня на мысль.
– Мне нужно еще три-четыре платья. Особенных. Вот такой длины. – Я показала себе над коленом.
У бедной модистки глаза полезли на лоб. Она даже не сразу нашлась, что ответить, а я продолжала:
– И к ним шароварчики. Не очень широкие, но достаточно свободные, чтобы не мешать работать в саду.
И пусть только Виктор попробует сказать, что в таком наряде видно что-то лишнее!
Модистка кое-как обрела дар речи.
– Но… Но это же невозможно! Будет скандал! Князь Северский…
Я захлопала ресницами.
– Я же не собираюсь заставлять князя это носить!
Женщина закашлялась. Я осторожно постучала ее по спине, но, кажется, это только ухудшило дело.
– Если вы боитесь, что князь не оплатит счета за такие наряды… – начала было я.
– Князь всегда платит по счетам, – покачала головой модистка. – Но каков будет скандал в свете!
– Я не собираюсь выходить в этих нарядах в свет. Они нужны мне для работы в саду.
У модистки сделалось такое лицо, что я испугалась, как бы она не помчалась за Иваном Михайловичем. Но, похоже, портниха решила, что с сумасшедшими лучше не спорить. Так что она согласилась пошить мне костюмы, два из теплой шерсти и два из хлопка, «настоящего, не подделанного шерстью, хотите, подожгу нитку, чтобы вы убедились?».
Не желая лишний раз спорить, я понюхала остаток вспыхнувшей от свечи нити, подтвердила, что паленым волосом она не пахнет. Модистка, в свою очередь, не попыталась удлинить платья, зарисовывая фасон. Когда она снимала с меня мерки, под болтовню о пустяках заметила:
– Моей тетке, когда она сильно отощала после болезни, доктор рекомендовал смесь из желтков, меда, какао и коровьего масла. Она говорила, что это очень вкусно, и быстро вернула прежние формы.
Намек выглядел очевидным, но я не была уверена, что хочу немного потолстеть. Все же я согласилась с тем, что это наверняка вкусно, позволила записать рецепт «на случай, если кому-то из ваших родственников понадобится», и мы распростились.
– Прав был барин, когда велел Герасиму вас к модистке везти, – еле слышно заметила Дуня. – И отдохнули, и порадовались. Вон как глаза блестят.
Я решила не огорчать ее рассказом, что меня веселит удавшаяся шалость, и позволила везти себя к шляпнице.
Кажется, шляпки стоили дороже платьев, потому что хозяйка лавки усадила меня пить чай. Отказываться я не стала, наездившись по весенней прохладе. После чая девочка-помощница начала носить мне шляпки, предлагая примерить. На мой взгляд, новые отличались от тех, что лежали в моей кладовой, только цветом, а разматывать тюрбан, являя миру папильотки под чепцом, мне не хотелось.
– Спасибо, но, пожалуй, я воздержусь от покупки.
К тому же я стала уставать от разноцветья и блеска золотой вышивки и перьев.
