Я посмотрела на сына — тот претензией к проведённым манипуляциям не имел и никакого дискомфорта не испытывал. К тому же изменений в его внешности тоже не наблюдалось — значит, великий пока ничего не сотворил. Но выдыхать всё равно рано.
— Не волнуйтесь, Таисия Звягинцева, я не причиню вреда вам и вашему сыну, — прогремел голос наставника осколков. — Я просто нечасто общаюсь с детьми, но ваш ребёнок меня заинтересовал, и я проверил, чем же он это сделал?
— И чем же? — уточнила я.
— Удивительное дело, но в нём нет ничего уникального. Ни множества прокачек, ни аномалий. Обычный человек, но очень к себе располагающий, — задумчиво ответил дар на мой вопрос.
Вроде и звучал его голос миролюбиво, но я всё равно до конца расслабиться не могла. Чудесно, что биологические родители Тошки поставили на него такие мощные блоки, которые не проломить так просто, но от этого мне не менее тревожно, когда посторонние дары вот так прям сразу тянутся к моему сыну и называют его располагающим.
Начало аудиенции мне не нравилось, но я взяла себя в руки и попыталась задушить страх — именно он всегда толкал меня на необдуманную агрессию. Я ведь порой срывалась и как дикая кошка кидалась на защиту сына, если мне вдруг казалось, что его обижают. В эти моменты я легко могла сказать и сделать лишнее — я себя знала, бывали случаи. Вот только сейчас нам мои срывы совершенно ни к чему.
— Платон просто непосредственный ребёнок, ничего большего, — осторожно сказала я дару, потому что он явно ждал моей реакции на своё заявление.
Стоял и внимательно смотрел фиолетовыми, как у Ра, глазами. Он вообще мне его чем-то неуловимо напоминал.
— Вероятно, — кивнул великий и опять перевёл взгляд на Тошку, — но мне интересно, откуда ты знаешь, что я дар, малыш? У тебя есть знакомые даурианцы? — я сжала ладошку сына, и глава осколков тут же метнул на наши сцепленные руки острый взгляд.
Всё примечает!
— Мы год назад прилетели на Глизе-581 с ними, — храбро ответил Платон. — Конечно, я их знаю.
Слава богу! Спасибо, сынок! Вовремя вспомнил мои наставления.
— У Платона отличная память. А ещё он фанат звездолётов и запоминает всё, что с ними связано, — поспешила я поддержать сына.
— А как тот звездолёт назывался, помнишь, Платон? — продолжил пытать дар.
Я внутренне возмутилась. Это вообще-то каверзный вопрос! Ясно же зачем он спрашивает ребёнка — пытается определить степень нашего сближения с даурианцами.
Что-то мне этот наставник осколков нравится всё меньше и меньше.
— Я не знаю, — не моргнув глазом, соврал Тошка, — я тогда не умел читать по-дауриански.
К счастью, пока наставник не понимал, что мелкий лукавит. То ли благодаря блокам, то ли Захар преувеличил возможности своего лидера.
— А сейчас умеешь? — вцепился в слова наставник, словно бульдог в жертву, и мне даже показалось, что он пытается просверлить Тошку взглядом насквозь.
Я сделала шаг вперёд, чтобы закрыть сына.
— Конечно, нет, но я умею читать на глизеанском и на русском, — похвастался Платон, выглянув из-за меня.
— К чему этот допрос, великий наставник? — решилась я прекратить произвол. — Вы нас в чём-то подозреваете?
— А почему вы так остро всё воспринимаете, Таисия? — вкрадчиво поинтересовался дар, и я принялась импровизировать на ходу.
Главное, вспомнить, как всё было год назад, и попробовать ощутить те же эмоции. Картинки поплыли, и я поняла — смогу!
— Я узнала даурианцев в том перелёте год назад, великий. И знаете, они не выглядели душками, — сообщила я, разведя руками. — К нам они относились как к отсталой расе, меня называли древней курицей, а моего сына дикарёнком. С чего нам их любить? И с чего бы им учить моего сына своей письменности и раскрывать название своего звездолёта? Мы всю дорогу просидели в лекарском отсеке.
