Позорище!
Впрочем, Томас испытывал не стыд, а облегчение, и не находил этому никаких разумных объяснений. Он же только притворяется нижним! После публичной порки в клубе ему некогда было прислушиваться к ощущениям, он переживал за Миру. Но сейчас она подвергла его унижению по собственной воле, и он должен на нее злиться. Его отшлепали, как нашкодившего мальчишку! Да и за что? Если бы Мире не вздумалось прийти раньше, он справился бы с ужином.
Томас вздохнул: вызвать злость или раздражение искусственно тоже не получалось. Возможно, он самый настоящий нижний? Мира забирает контроль, и он рад этому. Рад? Mierda!
Мира сказала, что с удовольствием обсудит все, что его беспокоит. Интересно, а если рассказать ей о задании? Томас содрогнулся, представив ее реакцию. С ее нелюбовью к вранью? Он чуть не начал исповедь, когда стоял перед ней на коленях. Ведь Мира так и не поняла, что он просил прощения не за испорченный ужин…
К счастью или к сожалению?
Томас вышел из ванной комнаты и заглянул на кухню. Миры там не было. Сердце испуганно екнуло.
- Мира! – крикнул он, с трудом справляясь с паникой, и рванул к двери.
- Я здесь, osito.
В гостиной? Томас ввалился в комнату и застыл на пороге. Мира сидела в единственном кресле, закинув ногу на ногу.
- Я подумал, ты ушла, - признался он.
- Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила она.
- Нет.
Томас подошел к креслу, опустился на пол у ног Миры и прислонился виском к ее колену. Почти сразу он ощутил, как она погладила его по волосам, провела пальцем за ухом.
- Все хорошо, osito?
- Я… не знаю, Diosa. Мне хорошо, и это… непонятно.
Легкими движениями Мира ласкала его, перебирала пальцами волосы.
- Хочешь поговорить?
- Да, наверное. – Он заставил себя поднять голову и посмотрел ей в глаза. – Мне не было больно. Вернее, было… но здесь. – Он показал на область сердца.
Мира тихонько вздохнула.
- А потом, - продолжил Томас, – потом я сам не понял, что произошло. – Он помолчал и добавил совсем тихо: - Мне стыдно, что я тебя обманываю.
- А знаешь, Томми, в этом нет ничего ужасного. В обмане, - уточнила она, заметив его удивление. – Все обманывают: из добрых побуждений или потому, что иначе нельзя. Я понимаю, что ты обманул не со зла.
«Не со зла, Мира. Клянусь, что не со зла. Иначе никак нельзя».
Навряд ли она могла прочесть его мысленный ответ по глазам, но Томас опустил взгляд.
- В наших отношениях ложь приобретает несколько иной оттенок, - продолжила она. – Ни одному Верхнему не понравится, если нижний врет ему или что-то утаивает. Это вопрос доверия, понимаешь? Ты солжешь, что любишь связывание, а потом во время сессии начнется паника. А если сердце не выдержит? Кому от этого хуже? Поэтому мы так настаиваем на доверии.
- Я понимаю… госпожа, - прошептал Томас.
- Знаю, что понимаешь. – Мира потрепала его по волосам. – Ты же учишься, и ошибки неизбежны, как и уроки послушания. И в твоих слезах нет ничего постыдного. Это не слабость, Томми, не малодушие.
- А что же? – спросил он хмуро.
- Раскаяние, очищение. Отпущение грехов, если угодно. Это часть наших отношений, osito. Если тебя по-настоящему волнует, что ты меня огорчаешь, то наказание, мое прощение, приносит тебе облегчение. Вот и все.
- Меня… огорчает. Правда…
Звонок в дверь прервал их разговор. Томас забрал заказ, и Мира попросила его накрыть на стол в гостиной. И он снова сидел у ее ног, а она кормила его с рук, ловко управляясь с китайскими палочками.
