– Что же мешает нам подождать, пока аномалия уйдет или рассосется, и действовать после? – уточнил Эльрих.
– Тогда вытащить альпинистов мы уже не сможем. Они так и останутся в пространственном коконе. Пока у нас нет ни магических, ни технологических штуковин, чтобы разбить или раздвинуть скрученное пространство после того, как оно затвердеет и примет конечную форму. Мы должны действовать, пока скрутка еще идет, то есть, аномалия близко и не рассосалась. Тогда пространство достаточно хрупкое, чтобы вы использовали магические ломы и ножницы с усилителями.
Айн немного постоял, скрестил руки на груди и вдруг выдал:
– В таком случае, я требую, чтобы вы ретировались порталом сразу после того, как Веркрестово пройдет, и мы обнаружим альпинистов! Дальше, как вы сами говорили – это наша работа!
– Боитесь, что увижу вашу слабость? – усмехнулась я. – Пошатнется ваш образ чистой брутальности?
– За вас боюсь! И плевать мне, что вы там думаете!
Прозвучало очень даже искренне. Мое чувствительное женское сердце даже слегка подтаяло. Ну, как подтаяло? Из состояния вечной мерзлоты на полюсах перешло в состояние северного ледовитого океана. Уж больно айн меня вывел из себя. И тут он, поймав меня на крючок заботы и ласки, нагло подсек:
– Может, я не такой хороший соратник, как вы ожидали или воображали. Возможно, я еще плохо знаю, что тут и как. Но я знаю одно! С момента нашей первой встречи я костьми лягу, чтобы с вами ничего не случилось!
И он замолчал. У меня тоже резко закончились слова. Спасатели почему-то не рисковали комментировать и даже хихикать. А Грет так и замер с видом «Мама, а можно я раздавлю этого слизняка? Ну, мама-а-а! Ну, пожа-алуйста!»
Какое-то время в брошенном лагере альпинистов звенела тишина. Такое беззвучие возможно только на Каре, когда даже магические всполохи вдруг останавливаются на мгновение. И плывет, окутывает, проникает в каждую пору это ощущение… Напряженного ожидания и нагнетания чувств, эмоций, порывов…
…Взрыва не случилось. Айн отмахнулся, словно говорил: «Да что ты понимаешь, женщина!», и произнес:
– Так что вы либо соглашаетесь на мой вариант действий, либо зовете своих кого там… забыл… и делаете все сами.
Настал мой черед отмахнуться.
– Хорошо. Давайте, по-вашему.
Эльрих снова просиял улыбкой. Будто не жизнью рисковать собирался, а на танцы наряжается, чтобы девушек клеить и вино пить.
– Вот и договорились, – с явным облегчением в голосе произнес он. – Ведите.
«Трогательный дурак. Так о тебе печется. Но ничего не знает о твоих возможностях и способностях». Я не помню ни единого раза, чтобы Кара комментировала моих знакомых и их поведение. С Эльрихом все случалось впервые. Это даже становилось интересным. А Кара оказалась в ударе: «Присмотрись к нему. Конечно, шовинист, варвар и все такое. Не умеет пока тут работать, не понимает, как надо действовать. Но ты его так зацепила. Даже немного жалко мужика».
Каре? Жалко мужика? У нас, что, сегодня день внезапных цветных осадков по всему семимирью? Зеленый дождик, красный снег… Что там еще? Сизо-фиолетовый град?
Где та ироничная и язвительная Кара, которая любого моего ухажера мысленно раскладывала на части и обсуждала все его недостатки? Начиная с первого и рокового. Того, что он уродился мужчиной.
Кара всегда была той еще феминисткой. Да рядом с ней все эти Клары Цеткин и Розы Люксенбург – просто немножечко взбалмошные романтичные девушки.
