– Лабиринт, – подсказала я. – Ты хочешь сказать, что сид построил лабиринт, чтобы его возлюбленная могла встречаться с другим?!
– Ну это же фейри, – пожал плечами Джоэл, как будто это все объясняло. – Чего удивляться?
– То и удивительно, что сид повел себя, как человек, – пробормотала я, оглядываясь.
Молчаливые валы лабиринта настороженно прислушивались к разговору. Джоэл не унимался, едва не приплясывая от нетерпения:
– Пойдемте отсюда, мэм. Здесь нельзя долго торчать, а то будет как с Дейзи. Вы же знаете, да? В Кавертхоле говорят, что она до сих пор иногда из круга выходит. Особенно ночью. Лицо повернет к деревне и смотрит. Скучает, видать.
– А ты сам-то не боишься сюда приходить?
Повернувшись спиной к лабиринту, я попробовала вернуть себя в реальность. Мир вокруг постепенно приходил в норму. По крайней мере, перестал сворачиваться в трубу, ведущую… куда-то там.
Победоносно осклабившись, Джоэл подбросил на ладони завязанный лоскут:
– Видели? Самая что ни на есть настоящая кладбищенская пыль. Вокруг себя ее насыплешь, заговор проговоришь – и никакой сид тебе не страшен! Будет бродить вокруг да около, пока не развеется.
Я усмехнулась: безумству храбрых, как говорится… Слышал бы его Лайбстер. Поди, хохотал бы до колик. А потом, чего доброго, заманил бы нахала в болото и макнул в трясину по самую маковку, чтобы на всю жизнь запомнил. После той стычки с Лайбстером у Плачущего озера мне как-то слабо верилось в действенную силу заговоров и амулетов. Настоящего сида не отпугнешь щепоткой могильной грязи! Это все равно что выйти с деревянной сабелькой против дракона…
– Хотите, я отведу вас к Дуайту, мэм? – снова задребезжал над ухом голосок Джоэла. – Могу поспорить, он сейчас дома. Старик редко выбирается из берлоги. Незачем, говорит.
Я и сама поняла, что пора уходить. Мы достаточно прониклись грустной атмосферой запустения и старинных легенд, царившей здесь. От шахты веяло какой-то обморочной стылостью, даже знобило немного.
– Ладно, пойдем, – согласилась я. – Познакомишь меня со своим приятелем.
Тем же манером мы вернулись в деревню. Старик действительно оказался дома – сидел на пороге своей хижины, грязной, как лисья нора. Похоже, Дуайт был из тех людей, которые с возрастом, так сказать, утрачивают вкус к жизни. Становятся желчными и брюзгливыми, трудятся с неохотой (хватит мол, наработались уже!) и проводят целые дни в ленивой праздности, изредка наведываясь в паб, чтобы оскорбить кого‑нибудь.
Хотя время еще не перевалило за полдень, от Дуайта за милю разило джином.
– Ну? – соизволил он поднять голову, когда мы с Джоэлом оказались в поле его зрения.
– Помнишь, ты рассказывал мне о кругах под шахтой? – зачастил Джоэл. – Расскажи теперь этой леди.
– Можа когда и рассказывал, – недовольно пробубнил старик, взглянув на меня красными бульдожьими глазами. – Только недосуг мне сейчас. Вон, сеть прохудилась, чинить надоть.
Он потянул к себе рваную рыбацкую сеть, явно валявшуюся здесь не один месяц. Джоэл приставал к нему так и этак, но ничего не добился, пока я не сделала ему знак, чтобы оставил старика в покое. Мысленно я поставила себе галочку застать как-нибудь почтенного Дуайта в трезвом и более разговорчивом состоянии, после чего покинула негостеприимную деревню. Близилось время обеда, а я скорее предпочла бы свернуть себе шею, пустив Ласточку в галоп, чем выстоять под ледяным душем дядиных язвительных реплик.
