– Здравствуйте, здравствуйте, девушки, сейчас я все посмотрю и подпишу, а вы пока проходите, присаживайтесь, – указывая на диванчик около стола проговорил директор.
– Спасибо, но мы постоим. Нам еще необходимо допросить вашего грузчика Аркадия Петрова и реквизитчика Михаила Рыбина, – отказалась от предложения Ира.
– О, так Михаил Артемович перед вами, вот стоит, он у нас и отвечает за реквизит, – обрадовано произнес Ромодановский, указывая на худощавого мужчину.
– Что ж, очень хорошо. Где мы могли бы спокойно поговорить?– обращаясь к нему спросила Кира.
– Да хоть в соседнем кабинете, там сейчас никого нет, вам там будет вполне удобно, – тут же предложил директор и проводил нас к комнате с номером 18. – Я сейчас и Петрова вызову, раз вам и его нужно допросить. И, если что, обращайтесь ко мне, я всегда в своем кабинете.
Мы направились в предложенную нам комнату, которая внутри представляла из себя уютный уголок для отдыха с креслами и множеством комнатных растений, которые сразу же привлекли мое внимание. Люблю я красивые цветы, особенно если они еще и на вкус ничего так.
Ира и Кира сели в соседние кресла, снова разделив обязанности по ведению допроса и его записи. А бедный Рыбин, и так не отличавшийся радостным выражением лица, совсем поник, и присел на краешек кресла, стоявшего в самом углу комнаты. Кира, наконец, вытащила меня из сумки и перешла к допросу.
– Итак, для начала представьтесь, пожалуйста, и расскажите где вы были в день трагедии.
– Хорошо. Меня зовут Рыбин Михаил Артемович, я в театре уже два года работаю, слежу за реквизитом, все готовлю и проверяю перед началом спектакля. В это воскресенье я тоже, как обычно был в театре и все проверил, все необходимое было в полном порядке и…и револьвер, тоже.
– Вы хотите сказать, что перед началом спектакля револьвер был неисправный, из него нельзя было сделать смертельный выстрел?
– Я…я, честно говоря не проверял его настолько детально, просто посмотрел, что он на месте, лежит как обычно и все, – удрученно ответил Рыбин, но тут же уверенно добавил. – Но в субботу, на генеральной репетиции все точно было в порядке. Я тогда этот револьвер даже отполировал. Он стопроцентно был не боевым, я из него пытался стрелять, так просто, на всякий случай.
– Выходит, что подменить оружие могли только в день премьеры, – задумчиво проговорила Кира.
– А где же вы были весь день в воскресенье, вы же должны были следить за реквизитом? – уточнила Ира.
– Да, я был в театре. То есть, нет… Я только за час до начала пришел. Я стоял в пробке на кольцевой, там тогда была какая-то авария, как на зло, а я же не знал и поехал именно той дорогой. Но комнату вместо меня тогда открыл Станислав Эдмундович, ключ то всегда оставался в театре, у охранника.
– Хорошо, про револьвер выяснили, а теперь, расскажите про ваши отношения с убитым, – продолжила допрос Кира.
– Никаких отношений у нас с ним не было. Он все время был на сцене и репетировал, а я готовил реквизит в своем кабинете, мы и не виделись почти.
– Неужели? У нас совсем другие сведения по этому поводу, – тут же заметила Ира.
– Ох, ну да, мы немного повздорили с ним. Но это еще не значит, что я причастен к его смерти!
– Елизавета Корабельникова ушла от вас к нему пять месяцев назад, она сама нам вчера это сообщила. А ревность – это мотив серьезный, – продолжила Ира.
– Да, она ушла к этому выскочке! К этому выпендрежнику! Все и так вокруг него носились, как будто он такой гениальный актер, вот и она туда же! Лиза, моя Лиза! – со злостью, перемешанной с отчаянием, прокричал Рыбин, закрыв лицо руками.
