Храбрецы - страница 18

– Странно конечно, я вот, лично, никогда смерти не боялся, – здесь было холоднее, чем на улице, на столе лежал самодельный факел, с трудом освещая комнату. – Человек ведь познаёт её в самом детстве.

– Вы имеете в виду, когда умирают престарелые родственники? – приподнятая бровь выглядела забавно.

– Нет, когда он сам кого-то убивает, – Олег огляделся. – Давайте достанем мою жену.

– Давайте, – вздох вышел тяжёлым. – Ваш фонарик просто спасение, оставите мне его, как закончим? Подкатывайте сюда!

– Разумеется, – Олег хмуро разглядывал дверцу морозильной камеры. – Ну что, достаём?

Странно.

Мужчина задумчиво разглядывал её лицо. Грусть куда-то ушла. Удивительным казалось ему то, что она выглядела безмятежной, несмотря на страшные переломы.

– Они кажутся такими спокойными в смерти, – прошептал врач. – Ей занимался наш судмедэксперт, потом уже сюда, на хранение.

– Это уже не важно, – Олег попытался переложить тело, но свежие синяки о себе напомнили. – Поможете?

Вдвоём они сумели переместить голую Екатерину на каталку. Олег стиснул зубы, чтобы не закричать от боли и ужаса.

– Знаете, меня всегда поражало ваше безразличие, – патологоанатом снова приподнял бровь. – Ну, легендарный врачебный цинизм.

– Уверяю вас, далеко не все врачи такие, – он подошёл к окну и взял с подоконника кипу простыней, моток бечёвки лежал на маленьком столике рядом. – Но здоровый цинизм должен присутствовать, это необходимо. Подумайте сами, смог бы я так просто смотреть на чужую голую жену, даже мёртвую, не будь мне плевать? Нет, конечно. Пациент всегда тело. Живое или мёртвое, не так важно. Ты не сопереживаешь телу, потому что тело это просто безобразная, медленно гниющая оболочка. А потом просто делаешь, что нужно: лечишь тело, вскрываешь, что-то удаляешь. Человек – это в первую очередь душа. А здесь её больше нет.

– Больше нет, – согласился Олег. – Я сегодня убил нескольких подонков. Они были не настолько плохи, чтобы их убивать, но я всё же убил. И мне плевать.

– Сомневаюсь, что вам плевать, но переубеждать не буду, – врач сунул руки в карманы халата. – Мне начинает казаться, что всё это ад. Бог оставил нас специально.

– Почему? – Олег кинул взгляд на застывшие часы у окна.

– Смерть. Не так важно, кем ты был при жизни, праведником или грешником, тебя всё равно ждёт могила. Это общеизвестно. Поэтому мы ходим в церковь ставить свечки, чтобы отмолить грех. Приносим жертву этому кровавому Богу, ради вероятности встретить своё посмертие не так дерьмово. А грешникам всё равно. Они наслаждаются жизнью потому что знают, впереди их всё равно ждёт наказание. И вдруг мир исчезает. Приходит долгожданное наказание, но не после смерти, а сейчас, как бы наяву. Разве одиночество не самая кошмарная пытка? Ведь в нём мы теряем свою человечность, теряем бессмертную душу, становимся зверьми… Простите.

– Нет-нет, я вас понимаю, – дождь за окном усилился. – Значит, вы думаете, что мы наказанные грешники?

– Именно так, мой друг, именно, – усы заплясали на лице, патологоанатом улыбнулся. – Так что, если вы действительно убили тех людей сегодня, то оказали им большую услугу. Можно сказать, проявили милосердие.

– Ну что ж, боюсь, мы никогда этого не узнаем.

– Смиритесь, – круги под глазами, похоже, были его ежедневным макияжем. – За работу.

Вдвоём они управились достаточно быстро, минут за десять может. И теперь жена Олега, а точнее, её труп, напоминал мумию из музея. Лицо мужчина решил закрыть, чтобы не ощущать себя настолько паршиво. Они стояли и молчали, думая каждый о своём. Олег вот, разглядывал нагромождения инструментов в смешных мини-ванночках, названия которым не знал. Такое состояние периодически приходит к каждому, кто хоть раз вставал по утрам и некоторое время смотрел в потолок или стену. Термин «кратковременное отупение», как ему казалось, подходил просто замечательно. Уважаемый патологоанатом же предпочитал называть это по-хирургически – задумчивым ковырянием в ране.