Глава 2
Время собирать камни
Канзас, 1999 год
Речь о Национальном Дне Истории 2000 в классе зашла в четверг, 23 сентября (об этой дате им еще придется вспомнить, но уже по совсем другому поводу). Мистер К., казалось, посмотрел прямо на Лиз, когда сказал:
– Темой нынешнего года будут «поворотные точки истории». И во что это выльется, предугадать невозможно, – он показал на Стену Славы. – В конкурсе будут участвовать полмиллиона школьников. Точно такие же ребята, как вы, из нашей старой доброй Юнионтаунской школы побеждали в окружных конкурсах, конкурсах штата и даже на общенациональных чемпионатах. Исторические конкурсы – это такой же командный вид спорта, как баскетбол или футбол. Может, и ваши имена когда-нибудь окажутся на этой стене.
«Это вряд ли», – подумала Лиз, откинув голову на заднюю стенку класса и закрыв глаза.
Студенты разделились на группы – каждая получила тему. Лиз досталась папка с названием «Национальный День Истории – Идеи – 1995». Она принялась листать ее без особого интереса и не очень-то внимательно разглядывая содержимое, пока вдруг не наткнулась на статью, вырезанную из журнала «U.S. News and World Report». Статья, опубликованная 21 марта 1994 года, называлась «Другие Шиндлеры»[10]. Несколько абзацев были обведены красным маркером:
Польша: Ирена Сендлер, социальный работник
Она дала двум с половиной тысячам еврейских детей новые имена, а списки с настоящими именами закопала, чтобы они не попали в руки нацистов.
Когда Гитлер в 1940 году выделил в Варшаве еврейское гетто и загнал за его стены 500 000 уже обреченных на ликвидацию евреев, поляки в большинстве своем отнеслись к этому равнодушно, а то и с одобрением. Но не Ирена Сендлер. Как социальный работник, она выхлопотала себе разрешение на посещение переполненного гетто, чтобы проверять, не появляются ли там признаки тифа, распространения которого очень опасались нацисты.
Потрясенная увиденным, Сендлер вступила в Жеготу[11] – подпольную организацию, занимавшуюся помощью евреям, и получила кличку «Иоланта». Депортации уже начались, и, понимая, что взрослых спасти уже невозможно, Сендлер начала тайком вывозить в карете «Скорой помощи» детей. «Вы обещаете, что они выживут?» – спрашивали Сендлер убитые горем родители. Она могла обещать только одно: дети погибнут наверняка, если останутся в гетто. «Мне до сих пор снится, – говорит она, – как кричали дети, расставаясь с родителями».
Сендлер удалось вывезти из гетто почти 2500 еврейских детей. Когда они оказывались в безопасности, она придумывала им новые имена и биографии. Чтобы не забыть, кто был кто, она записывала их настоящие имена на бумажки, клала в пустые бутылки и закапывала у себя в саду. Найти христиан, готовых укрыть этих детей в своих домах, было очень нелегко: «Тогда в Польше немногие желали помочь евреям, [даже] детям». Но Сендлер организовала подпольную сеть из семей и монастырей, готовых предоставить им убежище. «Я писала записку: «Готова пожертвовать монастырю одежду», – ко мне приезжали монахини и забирали детей».
Лиз несколько раз перечитала заметку, потом подошла с ней к учительскому столу.
– Мистер К., а эта дама, она, типа, знаменитость?
