– Нет, миледи, – возразил Келмит. – Известие доставлено от самого короля Джона. Имеется свидетель. Барон умер.
– Его душа почила в бозе, – нараспев произнес Маккечни.
Леди Джоанна залилась слезами. Мужчины бросились было к ней, но она отстранилась от них, отступив назад, упала на колени и обхватила себя руками, согнувшись так, словно ее ударили в грудь.
Ее рыдания были душераздирающими.
Мужчины позволили ей выплакаться, а когда ей наконец удалось немного прийти в себя и рыдания понемногу затихли, священник положил руку ей на плечо и прошептал утешительные слова. На сей раз леди Джоанна не сбросила его руку. Глубоко вздохнув, успокаиваясь, она вытерла лицо льняным платком, который Маккечни предложил ей, а затем подала ему руку и поднялась.
Все еще не поднимая головы, она тихо попросила:
– Теперь я хотела бы побыть одна. Мне нужно… помолиться.
Не ожидая их согласия, она отвернулась и направилась к первой скамье, а там преклонила колени на обитую кожей подушечку и перекрестилась перед началом молитвы.
Священник вышел первым. Келмит последовал за ним и только собрался было притворить за собою дверь, как госпожа окликнула его:
– Поклянитесь, Келмит. Поклянитесь могилой вашего отца, что мой супруг действительно умер.
– Клянусь, миледи.
Управитель помедлил минуту-другую, ожидая, не нужно ли госпоже что-то еще, а затем плотно закрыл за собой дверь.
Джоанна долго, очень долго смотрела на алтарь, в ней бушевало множество чувств и мыслей, она была слишком оглушена, чтобы разумно рассуждать, поэтому просто шептала:
– Я должна молиться. Мой супруг умер. Я должна молиться.
Она закрыла глаза, сложила руки перед грудью и наконец обратилась к Богу. Это была простая литания, шедшая прямо из ее сердца:
– Благодарю тебя, Господи, благодарю…
Шотландское нагорье, 1207 год
У барона, очевидно, появилось желание свести счеты с жизнью, и лэрд собирался помочь ему в этом.
Четыре дня назад Макбейн сорвал с запутанной лозы сплетен известие, что барон Николас Сендерс прокладывает путь по последним крутым, занесенным снегом холмам у маклоринских земель. Англичанин не был чужаком и даже некогда сражался бок о бок с Макбейном в отчаянной битве против английских язычников, обретавшихся в этих местах. Когда тот бой был закончен, Макбейн стал лэрдом – и для своих соратников, и для всего маклоринского клана – и, как их новый вождь, позволил Николасу оставаться среди них еще довольно долгое время, чтобы оправиться от своих ран. Макбейн полагал тогда, что он весьма предупредителен и чертовски великодушен, но на законном основании. Раздражало, что барон Николас и впрямь в этом бою спас ему жизнь. Лэрд был человек гордый: ему трудно, а пожалуй что и невозможно, было выговорить «благодарю вас», и потому в качестве благодарности за спасение от английского меча, нацеленного ему в спину, он не дал Николасу изойти кровью. Поскольку среди них не было ни одного опытного во врачевании человека, он сам промыл и перевязал раны барона. Его великодушие не ограничилось этим, хотя, по собственному мнению, он уже сполна расплатился. Когда Николас достаточно окреп для путешествия, Макбейн вернул ему великолепного скакуна и снабдил пледом цветов своего клана, – это позволяло на обратном пути безопасно проехать Шотландию. Ни один клан не посмел бы тронуть макбейнца, так что плед был куда более надежной защитой, чем кольчуга.
