Хранить вечно - страница 57

Саксум несколько мгновений смотрел на Кепу и молчал, стараясь дышать ровно.

– Ох, Кепа, – наконец сказал он, – дождёшься ты когда-нибудь. Язык тебе отрежу и скажу, что так, понимаешь, и было… Ладно, проехали… – он взял помощника за локоть, ещё раз внимательно огляделся по сторонам и, приблизив губы к его уху, тихо спросил: – Ты уходить ещё не передумал?

– Куда уходить? – тоже оглянувшись по сторонам, шёпотом спросил Кепа.

– Куда-куда… К Такфаринасу.

– Нет. Не передумал… А что?

– А то… – сказал Саксум, цепким взглядом ощупывая Кепу. – Послезавтра…

– Это был последний пикет, – оглянувшись, сказал Кепе Саксум. – Дальше дозоров не будет. Наши дальше не заходят.

Они шли друг за другом по неглубокой, заросшей ивняком и низкорослым шиповником, лощине, держа лошадей под уздцы.

Кепа сейчас же откликнулся:

– Хорошо бы. А то надоело уже от каждой тени шарахаться… – он снял с головы платок и вытер мокрое лицо и шею. – Пить охота… И жрать… Да и отдохнуть не помешало бы. А, декурион, ты как?

Саксум нетерпеливо повёл плечом.

– Подожди ты с пожрать. Отойдём чуток подальше – тогда.

Кепа вздохнул и, взглянув на висящее в безоблачном небе, добела раскалённое солнце, вновь повязал платок на голову…

Стадиев через пять лощина вывела их к сухому руслу реки.

– Нам – туда, – уверенно сказал Саксум, показывая вдоль русла на юг. – Дальше можно уже верхом.

– Попить бы… – жалобно сказал Кепа. – Да и вообще…

Декурион взглянул на него.

– Хорошо, – сказал он, – привал.

Кепа тут же радостно засиял, засуетился и принялся извлекать из седельных сумок припасы. Первым делом он достал большую плоскую флягу, поспешно выдернул пробку и надолго присосался к горлышку, запрокинув голову и блаженно прикрыв глаза; острый кадык на его потной грязной шее заелозил вверх-вниз.

– Уф… – сипло сказал Кепа, оторвавшись наконец от фляги и тыльной стороной ладони вытирая рот. – Степлилось… Будешь, командир? – он протянул флягу декуриону.

Саксум принял флягу, напился тёплого, отдающего медью, разбавленного вина и принялся равнодушно жевать поданный ему Кепой кусок вяленого мяса и жёсткую пшеничную лепёшку.

– Далеко нам ещё? – спросил Кепа.

Он уже лежал в жидкой тени одинокой приземистой ивы прямо на заросшей редкими листьями астрагала, сухой потрескавшейся земле. Свой кусок мяса и лепёшку Кепа расположил прямо у себя на груди, время от времени беря и откусывая то от одного, то от другого.

Саксум помолчал, прикидывая.

– До передовых разъездов мусуламиев, я думаю, ещё дня два-три пути будет… – наконец сказал он. – А если до самого́ Туггурта, то – дней шесть… а то и семь, не меньше.

Кепа вздохнул:

– Скорей бы уже дойти! Надоело по этому солнцепёку тащиться.

Декурион усмехнулся:

– Ты ж, понимаешь, жаловался на перевале, что мёрзнешь. Вот и отогревайся теперь.

Кепа от возмущения даже приподнялся на локтях.

– Кто жаловался?! Никто не жаловался!.. Подумаешь, один-единственный раз сказал, что ноги мёрзнут!

– Сказал же… – невозмутимо заметил Саксум и, подумав, добавил: – И вовсе не один единственный раз.

Кепа хотел что-то сказать, но не нашёлся, фыркнул, надулся и принялся с остервенением грызть свой сухарь.

Остаток трапезы прошёл в благостной тишине…

– Ну всё, подъём! – сказал декурион, отдавая Кепе полегчавшую флягу и поднимаясь. – Нам ещё до заката стадиев сто надо пройти… А лучше – сто пятьдесят.

– Теперь полегче будет, – тоже вставая, откликнулся Кепа. – Теперь можно верхом. Да и прятаться уже ни от кого не надо, – он принялся распихивать оставшиеся припасы по седельным сумкам.