Хранитель Черной поляны. Ключ-камни - страница 3



– Дошло-таки, – вернул меня к реальности голос дядьки. – Челюсть подбери.

Я захлопнул пасть и сглотнул. Домовой собрал рисунки, закрыл тетрадь и принялся заталкивать её обратно в рюкзак.

– Стой, ты что делаешь?! – всполошился я, – Ты зачем им это назад суёшь? Дай сюда! Я её порву, тетрадку эту!

Но он уже застегнул клапан рюкзака и затянул шнурок.

– Не имеешь права, – назидательно подняв палец, ответил мой умный родственник, – Вещь не магическая. Чернокнижия в ней нет, значит не по твоей она части.

– А по чьей?

– По научной, должно быть. Ты, что, Кот, совсем ничего не слышал? Девчонка ясно сказала, что у них практика от института. Они биологи или фармацевты. Гербарий1 собирают. Травы лекарственные. Сушат их, зарисовывают, описывают. А дербенник этот какой-то особенный. Редкий в наших краях экземпляр. Других сортов пруд-пруди, а таких уже лет сто в наших лесах не видели. Это им их профессор сказал. А тут вдруг бабка из Ольховки на рынок такие цветочки принесла.

– И что?

– А то, что ты меня позвал, и что было дальше я дослушать не смог, – подытожил Домовой, – Но думаю, что примчались они сюда эту бабку искать, чтоб показала, где цветочки рвала.

– А что ж они из города на электричке не поехали. От станции до Ольховки быстрее бы добрались, чем от автострады.

– Так за тетрадочкой в Заречье ходили. В ней ведь именно такой сорт нарисован. Там в Заречье у Тёмы родственница дальняя живёт. Вот у неё-то в семейном архиве и хранилась эта тетрадка. Парень её давно приметил, даже рисунки копировал, а вот теперь для точности решил оригинал позаимствовать.

– Выходит, они сюда за сенсацией научной примчались.

– Выходит, что так. Да вот только прав их профессор. Давно в наших краях эту траву не видели. Я сам лапу приложил, чтоб сей сорт извести. Уж больно он действенным был. Много наших с мест насиженных ушли из-за его применения.

Мы переглянулись.

– Так откуда же она взялась у этой бабки?

За стеной снова послышался шум. Мария Дмитриевна предлагала гостям в доме постелить, но они отказывались.

– Ну что Вы, не нужно беспокоиться. Мы прекрасно устроимся на сеновале. У нас спальные мешки с собой тёплые. Мы вообще в палатке спать планировали. У нас же практика полевая две недели длится.

– Тогда хоть подушки возьмите, – продолжала настаивать баба Маня, выходя следом за дедом и гостями на крыльцо. – Лёша, Никита! Принесите из моей комнаты подушки и пару одеял.

Парень и девушка подняли свои вещи и пошли к повети. Егор Гаврилович приставил лестницу к стене так, чтобы по ней можно было забраться наверх под двускатную крышу, где у нас был устроен сеновал.

Там уже лежало первое накошенное этим летом сено. Оно пахло так, что почти заглушало запахи курятника и хлева. Почти, но не совсем. Девушка поморщилась и нерешительно остановилась, глядя в темноту люка.

– Полезай наверх, Артём, а я потом тебе рюкзаки подам, – скомандовал дед.

Он подал парню большой электрический фонарь. Тот ловко поднялся, втащил за собой рюкзаки, рамки, одеяла и подушки, которые принёс Лёшка. Разложил это всё где-то там и наконец, позвал девушку:

– Всё готово, Карина. Поднимайся. Я тебе сверху руку подам.

Она, всё ещё прижимая к груди фанерную папку с образцами удивительного растения, нерешительно подошла к шаткой лестнице.

– Не бойтесь, – сказал у меня за спиной Кит.

Когда он подошёл, и когда исчез Домовой, я не заметил. Все моё внимание было сосредоточено на том, как держала эта черноглазая Карина свою папку – словно бесценное сокровище. Такая и впрямь не остановится, пока свою траву не найдёт. А как найдёт, то непременно всему миру расскажет.