– И что делать будем? – вопросила. – Две девки, одну из которых точно утопят в ведре или оставят на алтаре в долине, решив исправить ошибку природы.
Мела вздернула подбородок.
– Кто знает, что их две? У нас прекрасное пополнение, две половинки целого, мальчик и девочка. Йена и Тай!
Таната покачала головой, в полной мере представляя, как сложно будет заставить молчать самого ребенка.
– Мы могли бы… – сказала. И замолчала, не став развивать дальше бессмысленные идеи о переездах. Глаза у людей есть везде, куда бы они ни подались. – Если отдать одну… – И снова оборвала себя, вспомнив, кто отец детей, и что инстинктов родительских у него столько же, сколько у голодного грызуна. Чуть больше их у ветреной Мелы, потому она еще пытается обустроить их дальнейший быт. Но стоит чуть надавить – и отдаст обеих девочек, а вскоре забудет о них.
Винить в этом ей нужно только себя, Таната понимала. Когда-то точно так же поддалась чарам, редкостной красоте и лживым речам. Только повезло ей больше, ребенок оказался один.
В долину Сидэ она последовала за импами, диковатыми, своевольными уродцами, опасавшимися зубов садау и обходительности инкубов. Любителями гоняться за огоньками и играть с амифисами, угадывая, где голова, а где хвост. Опасливо озирающимися, как только речь заходила о змеях размерами поболее и темпераментом холоднее.
Однако ни разу Таната их не видела, истинных хранителей Сидэ. Точно так же как и не отыскала захоронения Ксафира Тимена Диссемирта, последнего представителя Дома отражений. Хотя вряд ли над его костями установили бы отличительный знак, так что он вполне мог покоиться под любым из земляных холмиков, разрытых и просто подкопанных. Либо утолить голод любого из садау.
Людоеды, неповоротливые с виду, разбухшие от мертвечины, за столетия обзавелись не одними челюстями, а их крохотный мозг работал только в угоду желудку. Почерневшие, изъеденные язвами, тем не менее передвигались они так бесшумно, что Таната в который раз с трудом сдержала вопль страха, моргнув среди безжизненных валунов и сухих искореженных стволов, оплетающих корягами серый сумрак, а в следующий миг встретившись с прищуром белесых глаз. Оценивающим, совсем старухе не понравившимся.
Импы сбросили на землю два тела и скрылись, словно и не было их. Тогда только Таната чуть выдохнула, когда жажда садау сместилась на свежее подношение.
– Амедео, – коротко сказала. Людоед любезно заурчал, хватая за ноги повитуху и Ингу. На них Таната старалась не смотреть.
Ожидание заняло не более минуты. Садау, волоча за собой трупы, не успел скрыться с глаз, как знакомый негромкий смех коснулся слуха. Таната резко обернулась.
– Ведьма, – ласково произнес инкуб, придвигаясь ближе. – Время идет, а ты все приходишь и приходишь… Потеряла кого? Не меня ли?
Таната поймала себя на том, что уже тянется к дивно очерченным губам, пропуская все слова мимо ушей. Замерла, отдернула пальцы. Отступила назад, тогда как белокурый Амедео рассмеялся, покачивая головой.
– Возраст, внешность… Не имеют значения, душа моя, пока ты желаешь меня… – наклонил голову, предлагая подойти ближе, – видеть рядом.
Таната сделала еще один шаг назад.
– Мела, – сказала. Брови инкуба взлетели вверх, следом он нахмурился, припоминая, кто это. – Моя дочь. Была здесь. С кем?
Амедео насмешливо покривил губы.
– Дочь? – облокотился о ствол позади себя. – Та неуемная особь, пугающая всякого, кто оказывается в пределах ее видимости и досягаемости?
