В Коммуне же моя лекторская деятельность шла по разряду «общественной нагрузки» – самое обычное здесь явление. Почти все кроме основной занятости делали ещё что-то общеполезное – от разведения цветов на газонах и постройки детских площадок до спортивных секций и технических кружков. Ну и лекции, да – те, кому было что рассказать детям, и кто умел это делать более-менее складно, выступали этакими «учителями-общественниками». На этом фоне я стал публичным лектором по расплывчатой теме «материнский срез – как там чего вообще», постоянно сползая на более абстрактные аспекты из области истории, социологии, антропологии и философии. А всё благодаря детским вопросам, дисциплинировано записанным в тетрадочках карандашиками. Вопросам иногда наивным, но от этого не менее глубоким.
– Вы вчера говорили, что люди всегда воевали, и это для них нормально. А почему люди не могут не воевать?
– Доброе утро, Настя, – поприветствовал я белобрысое чудо, неизменно сидящее прямо перед лекторской кафедрой. – Это довольно сложный вопрос. Я хотел рассказать сегодня немного о другом, но, если всем интересно, можем обсудить и его.
– Интересно, интересно, расскажите про войну! – раздались голоса в аудитории.
Не знаю, как здесь обстоит дело у штатных учителей – давно собирался выяснить, да как-то недосуг, – но у меня как у «общественника» никакого «учебного плана» нет. То есть, могу рассказывать именно то, что детям интересно в данный момент. А поскольку сейчас у всех в голове война – то неизбежно будем возвращаться к ней снова и снова. Чем дальше я на это смотрю, тем отчетливее вижу, как быстро она меняет стерильный «заповедник хороших детей», которым до недавнего времени была – или, по крайней мере, казалась, – Коммуна. И, чёрт меня побери, как же мне это не нравится! Здешнее небольшое общество не выработало иммунитета к идеологическим вызовам внешней агрессии, и война его необратимо изменит. Нет, определённо, её надо как можно быстрее заканчивать!
– Что такое война? – начал я ab ovo – Давайте запишем определение: «Война является коалиционной внутривидовой агрессией, которая связана с организованными конфликтами между двумя группами одного и того же вида».
Дети послушно заскрипели карандашами в тетрадках.
– Ключевые слова «коалиционная» – то есть, в условиях объединения групп для общей цели, и «внутривидовая» – то есть, в пределах одного биологического вида. И то, и другое по отдельности встречается в природе довольно часто – и совместные действия (например – стайная охота), и внутривидовая агрессия (конкуренция из-за самок, к примеру). Но сочетание этих двух явлений характерно только для двух групп животных. И одна из них – приматы, к которым относимся и мы.
– А вторая? – спросил кто-то из детей.
– Муравьи, – ответил я. – В этом мы на них похожи больше, чем на любых других живых существ.
– Ничего себе… – вздохнул спросивший, а я невольно задумался о том, есть ли тут муравьи. Хотя они везде есть, наверное. Живучие твари. Совсем как люди.
– Но муравьи – отдельная история, а что касается приматов… Учёные считают, что разум развился в человеке в первую очередь как средство социального взаимодействия. Инструмент манипуляции соплеменниками, позволяющий передавать свои гены дальше не только самым сильным, но и самым умным. Альфа-самцом, а потом и вождём племени, становился не тупой амбал, а тот, кто смог объединить вокруг себя других и уговорить их на совместное отстаивание интересов. То есть, создавший условия для коалиционной внутривидовой агрессии.
