– Да говори ты уже! – махнул рукой директор.
– Да, вместо того, чтобы сделать прокол в совмещённые пространства Мультиверсума, мы получили… э… обратный эффект. Произошла капсуляция фрагмента пространства-времени в изолированный микроверсум.
– Я не совсем понял… – сказал завлабораторией электроники Петин. – А как нам теперь попасть на материк?
– Никак, его не существует, – отмахнулся Матвеев и снова замолк.
– Не существует относительно нас, – пояснил Воронцов. – В привычной нам метрике. Вся наша сегодняшняя Вселенная, оставаясь бесконечной, имеет радиус примерно отсюда и до школы, и представляет собой неориентируемое проективное пространство, вложенное в условно трёхмерную геометрию.
– А что снаружи? – спросила растерянно Ольга.
– Ничего, – пожал плечами Воронцов, – точнее, нет никакого «снаружи». Не пытайтесь это представить, это за пределами возможностей мысленной визуализации.
– Давайте попробую объяснить я, – сказал Лебедев. – Я далёк от теоретической физики, поэтому ограничусь бытовым аспектом. Мы заперты в доступной нам части города и не можем её покинуть. Так, Игорь?
– Примерно… – согласился Матвеев.
– А значит, мы располагаем только теми ресурсами, которые имеем на сегодняшний день. Это касается топлива, продовольствия и других средств жизнеобеспечения. И самое неприятное – это холод.
– Да, почему температура падает? И почему темно?
– Мы не позаботились прихватить с собой Солнце, – пояснил Воронцов. – У нашего мира нет источника тепла, и тепловая энергия быстро рассеивается.
– Куда? – удивился Петин. – Ведь вы говорите, что мы в замкнутом пространстве…
– Это не я говорю, а товарищ Лебедев упрощает, – скривился Воронцов. – Оно замкнутое в бытовом смысле – из него нельзя выйти ногами, но вы не найдёте и стенки, которая бы его ограничивала. В общем, не вдаваясь в теорию, энтропия будет расти, пока наша микровселенная не придёт в состояние термодинамического равновесия.
– Равновесия?
– Полностью замёрзнет, – пояснил учёный. – Возможно, вас слегка утешит, что наша предыдущая Вселенная тоже должна была прийти к тепловой смерти. Просто здесь она произойдёт быстрее.
– Насколько быстро? – спросил практичный Громов.
– Мы не знаем точно, – неохотно ответил Матвеев. – Наличие гравитации нарушает принцип энтропийной изотермии. Но экстраполяция измерений температурной динамики не радует. Ориентировочно через двадцать-двадцать пять дней воздух на поверхности перейдёт из газообразного состояния в жидкое. Через тридцать…
– Спасибо, – перебил его Иван. – Дальнейшие несомненно очень познавательные процессы, как я понимаю, пройдут уже без нашего участия, так что давайте не будем на них отвлекаться. Времени у нас, как я понял, немного…
– Мы можем продержаться дольше в подземельях Института, – сказал Лебедев. – Земля остывает медленнее воздуха, а служебные тоннели и заглубленные лаборатории находятся достаточно глубоко. Но нам нужен источник тепла, поэтому энергетики уже приступили к перезарядке реактора. В данный момент они демонтируют крышку активной зоны.
– Но… какие у нас перспективы? – растерянно спросил Голоян. – Разве мы можем реактором обогреть всё?
– Разумеется, нет, – ответил ему Воронцов. – Но, при наличии энергии, мы сможем запустить Установку и снова попробовать сделать прокол. В прошлый раз у нас практически получилось…
– Если это называется «практически получилось», – покачал головой Куратор, – я боюсь представить себе ваш успех…
