– Ой, бона! Дамажишь, челик! Кринжово! – заблажила тётка непонятное.
– Сейчас ещё не так бона будет!
Вдалеке к нам бежал, наплевав на солидность, цыганский барон.
– А ну, марш отсюда, заливная рыба!
Шаманка, злобно шипя и колыхаясь, поднялась и потрусила прочь, забавно переваливаясь на толстых коротких ножках. Примерился было добавить поджопник для скорости, но вспомнил про Настю и не стал. Непедагогично.
С баро они встретились посреди луга, где она запрыгала перед ним, потрясая руками. Ябедничает. Утопала к табору, а цыган направился ко мне, но я развернулся, ушёл в башню и двери закрыл. Пусть теперь думает, отдам я ему акки или нет. После такой-то подставы.
Акк теперь заряжался штатно. Внизу гудело, потрескивало, постанывало – но сразу чувствовалось, что это нормально.
– Па… Ой, дядя Сергей! А что это она…
– Стоп. Это что за «па» сейчас было?
– Я случайно, оговорилась, я…
– Настя. Иди сюда. Сядь.
Мы сели за стол друг напротив друга. Девочка сложила руки перед собой, как примерная школьница и сделала внимательное лицо.
– Милое дитя, – сказал я серьёзно, – кончай вот эту херню прямо сейчас.
– Но…
– Дослушай. Я тебе не «па» и не «ма». Я тебе никто и звать меня никак. Ты пытаешься мной манипулировать, провоцируя на отцовские чувства – это тупо. У меня уже есть дети. У тебя уже есть один как бы папа. Давай каждый останется при своём. Вернётся твой блудный папаша, сдам тебя ему по описи «девица белобрысая, одна» – и валите себе. Если у него всё получилось, там тебе будет целых три мамы. Придётся три косички заплетать вместо двух.
– Волос не хватит!
– А кому легко? Отрастишь.
Хихикнула, чуть расслабилась.
– Я не специально. Честно.
– Может быть, – согласился я, – но это значит только, что ты не осознаёшь своих мотиваций. Ты растеряна, напугана, вырвана из привычного окружения, не знаешь, что с тобой будет дальше. Ты ищешь защиты, того, за кем можно спрятаться, кто будет заботиться о тебе. Для ребёнка это родитель. Вот ты и пытаешься назначить на вакантное место абы кого.
– Вы – не абы кто, – буркнула она, – но вы правы, я не знаю, что со мной будет. И мне страшно.
– Девочка, да никто этого не знает. Ни один человек на свете понятия не имеет, что с ним будет даже через пять минут. Просто у них обычно нет повода об этом задуматься.
– И как же мне жить?
– День за днём, как все живут. Сейчас будущее кажется тебе беспросветным, но оно просто неизвестное. Оно всегда неизвестное, на самом деле, люди себя обманывают планами и мечтами, а потом жизнь щёлкает их по носу – и вот так. И ещё – ты считаешь себя брошенной, никчёмной, никому не нужной, так? И я сейчас усугубляю это отказом занять отцовскую позицию?
– Да, – сказала она тихо, но твёрдо, – я никому не нужна. И вам не нужна тоже.
– Это неправда, – покачал головой я. – Артём, конечно, балбес, но очень ответственный и искренне к тебе привязался. Не только потому, что ты к нему в башку розовых соплей напустила.
Надулась, губы поджала, слеза блестит. Ничего, иногда полезно послушать правду.
– Он хотел любить кого-нибудь именно как отец. Ты дала ему эту любовь. Для него это важно, и он обязательно за тобой вернётся.
«Если ему не оторвут где-нибудь его дурную башку», – подумал я при этом, но вслух не сказал, конечно.
– Дальше. Я тебе не папа и не хочу им быть. У меня не такое большое сердце, чтобы полюбить всех несчастных детей Мультиверсума. Несчастье – это норма, а не исключение. Но я тебя не брошу, на мороз не выгоню и позабочусь о тебе в меру своих скромных возможностей. Накормлю, помогу, в обиду не дам. Это, ей-богу, максимум того, что один человек может ожидать от другого. Поняла?
