На кухне он соседствовал с поваренными книгами, которые дарили маме разные люди, зная ее увлечение готовкой. Книги оставались новенькими и нетронутыми, блокнот же «толстел» и ветшал все больше и больше. Такова участь популярности!
Папа пару раз посягал на то, чтобы его выбросить или хотя бы заменить на новый. Мама всякий раз спасала свой раритет, когда блокнот уже готов был отправиться в мусорное ведро.
Поэтому он перекочевал из кухни в мамину комнату. Тут он чувствовал себя в относительной безопасности.
Я бережно переворачивала листочки с записями. Узнавала любимые блюда нашей семьи и связанные с ними праздники.
Блокнот послушно отдавал приятные воспоминания и гордился тем, что сумел вызвать улыбку на моем лице.
Тоска и печаль на миг отступили и уступили место тёплым памятованиям.
Мне на руки выпал листочек, на котором круглым маминым почерком было написано: «Грушевый пирог». Рецепт был старый, из начала 80-х. Тогда мы жили в Иране. Мне было 5 лет.
Папа работал в посольстве руководителем отдела по внешним связям. А мы с мамой были на хозяйстве. Посольские жены хвастались друг перед другом, у кого стряпня вкуснее да поизысканней. Именно тогда блокнот мамы пополнился этим рецептом.
Вот только испечь грушевый пирог было нереально. В Иране груш не было.
Но на мое шестилетие гостей встречал поджаристый, припудренный ванилью и кокосовой стружкой настоящий грушевый пирог!
– Но как тебе это удалось? – вопрошали удивленные женщины.
Мама только лукаво улыбалась и разводила руками.
Спустя годы родители проговорились, что груши нам прислали тогда контрабандой прямо из Москвы. Спасибо папиным связям и дипломатической почте.
А мама прослыла среди посольских жен законодателем вкуса.
За грушевым пирогом была страница с рецептом украинского борща.
С ним была связана одна забавная история. Мама записала этот рецепт со слов дедушки, который служил в Харькове.
Он варил его по всем правилам со старым салом и «квасолей». Варил в скороварке. Чтобы поскорее.
Однажды старая скороварка не выдержала и взорвалась. Весь борщ оказался на потолке и стенах. Мы потом долго отмывали кухню, слушая дедушкино ворчание со стремянки. Мама после этого решила варить борщи только в простой кастрюле.
Веселые воспоминания погрузили меня в счастливое детство, и не сразу угадала, что дверь за моей спиной еле слышно открылась.
Я обернулась. Папа с полотенцем через плечо стоял в дверях.
– Можно? – шепотом произнес он, как будто боялся кого-то потревожить.
– Да! – коротко ответила я. Захлопнула толстый блокнот и повернулась к отцу.
Он прошел в комнату. Сел в кресло. Нависла тягостная тишина.
– Папа! – спасая положение, промолвила я. – Что случилось с мамой?
– Она умерла, – ответил он.
– Да нет! – рассердилась я. – Это и так известно. Что с ней случилось?
Отец и мать жили одни. Мы с братом давно переехали в столицу. Обзавелись собственными семьями и с родителями общались только по телефону.
Все оборвалось в один миг, когда позвонил папа и чужим, сдавленным голосом сообщил, что мамы больше нет.
Все подробности при встрече.
Мы с братом примчались так быстро, как могли. Кутерьма с размещением родных и похоронами не дали возможности поговорить с отцом.
И вот только сейчас, когда все утихло, состоялся этот нелегкий разговор.
Я выжидающе смотрела на отца. Внутри поднимались раздражение и гнев от пугающей неизвестности.
Он выдохнул и произнес:
