– Это всего-навсего паразит, – беспечно дернул плечом он, – к тому же слабый. Промышляет на нашей ветке.
– И откуда же ты это знаешь? – ветер со стороны канала задувал под капюшон. Я ускорила шаг, почти пробежав оставшиеся до входа в здание двести метров.
Глеб не спешил, и к тому времени, как двери беззвучно разъехались перед его показательно недовольной персоной, я успела стянуть капюшон и кое-как пригладить волосы, заплетенные в кривую косичку. Повышенная влажность всегда делала меня похожей на пуделя: обычно прямые волосы начинали виться и топорщиться в разные стороны.
– Пойдем, – меня за руку, как ребенка, потащили к турникетам, видимо, чтобы больше не смела сбегать.
На вопрос мой Глеб ответил, только когда мы оказались на эскалаторе, и я вновь натянула капюшон, желая хоть как-то укрыться от гуляющего под высокими сводами сквозняка.
– Вчера, когда зашел в магазин за продуктами, – мотнув головой влево, туда, где за толщей мрамора, камня и земли находился торговый центр, Глеб поморщился, – почувствовал его запах. Паразит слабый, но сытый.
– И что?
– На нашей ветке участились несчастные случаи и выросло число краж. Эмоциональный фон в последнее время крайне нестабилен.
Я все еще не понимала, что именно его так беспокоит. Мелкой нечисти везде полно, а паразиты, ко всему прочему, для жизни человека не опасны. Они питаются эмоциями. Любят, конечно, негативные, но готовы принять все, что им дадут. Хоть счастье с любовью, лишь бы кормили. Такие себе мелкие гадики, как и Случайности (специально с большой буквы?). Просто безвредная нечисть, на которую никто и внимания не обращает.
– Недавно произошла серьезная драка как раз на нашей станции, – терпеливо пояснил Глеб, – помимо участников драки пострадало еще пять человек, просто оказавшихся рядом. Две женщины, подросток и двое мужчин весьма преклонных лет. Понимаешь, к чему я клоню?
Я не то, чтобы понимала, все же знаний мне недоставало, но предположить могла:
– Паразит повлиял на людей?
– Рад знать, что ты не безнадежна, – снисходительно улыбнулся он. Ветер трепал его волосы, упрямо и старательно вытягивая пряди из хвоста.
– Но разве они на такое способны? – отвернувшись от Глеба, чтобы спуститься с эскалатора, я не видела, как он снисходительно покачал головой.
– Лесь, тебе нужно больше учиться.
– Больше некуда, – проворчала я, уверенно устремившись к перрону, – я и так чуть с ума не сошла, пока диплом писала и всю эту вашу мифологическую муть зубрила. Зима вообще мимо меня прошла. Причем вся зима, даже весенняя.
Лавируя между людьми, я не сразу заметила, что Глеб отстал и остановился. Пришлось возвращаться к блохастику, возвышающемуся посреди печального человеческого потока напряженной двухметровой статуей.
– Ну чего встал?
– Не чувствуешь? – он принюхался, странно, очень по-звериному, внимательно вглядываясь в затылки спешащих по своим делам горожан.
Я честно попыталась что-нибудь почувствовать, даже носом воздух потянула, но учуять так ничего и не смогла.
Все же я не оборотень и еще даже не хранительница, хотя это звание мне упорно навязывали. Я ощущала неприятную, холодную влажность намокших кед, слышала, как мимо нас проходят люди, чувствовала неповторимый, совершенно особенный запах метрополитена, но… это все было не то.
– А ты что чувствуешь?
Глеб нахмурился, чуть прищурился, будто бы близоруко, хотя на самом деле зрение у него было замечательное. Он видел лучше любого человека… и больше. Вот и сейчас, забавно щурясь, высматривал остывающие следы потревожившего его чувства.
