Меня нашли через два дня.
Когда вышло время моего выхода из леса, всполошились, искали, но не могли найти. А потом через два дня я вышла сама, как ни в чем не бывало, разговаривала и смеялась, просила кушать и гулять с друзьями и совершенно не помнила, что было со мной эти несколько дней.
Потом я помню, что впервые мама с папой ругались. Мама говорила, что все так проходили инициацию в нашей семье, отец требовал, чтобы она не забивала голову ребенка всякой чепухой. Все эти древние сказки про Хранителей Сердца просто сказки. Я все это забыла, а сейчас вспомнила до мелочей, и разноцветные шарики похожие на капельки, и огромный, с меня ростом, шар, переливающийся энергией. Было страшно осознавать, какая ответственность лежит на моих хрупких плечах. Вспоминала погибающую без Сердца Землю. И понимала, что приложу все силы, чтобы Алайя не потеряла свой щит от живущих в космосе тварей.
4. Глава 3
Было утро. Птицы щебетали, светила ярко наша звезда Нур, и где-то внизу я отчетливо почувствовала двух живых существ. На твердом полу отлежала все бока и теперь вставала как старуха. Вещи висели на мне как на вешалке, а тело нещадно чесалось. Я провела по руке и увидела, как тонким пергаментом отслаивается кожа. Понимаю змеевасов, когда у них линька — та еще морока. Мои волосы наконец–то стали как прежде — волна черных кудрей, спадающая по плечам, прямо об этом заявляет, надеюсь, что все остальное тоже стало, как раньше. По нашим меркам, когда люди живут сто пятьдесят – двести, а маги и триста лет, мои сорок три сущая мелочь.
Я была красивой. Стройная, но со всеми нужными округлостями. Лицо совершенное, прямой нос, брови соболиные, губы пухлые в меру и сиреневые глаза. У всех женщин в нашем роду такие глаза, когда-то Доер даже написал песню в их честь. Эх, Доер, и чего тебе не хватало. Так, а чего это я тут мечтаю, всполошилась, услышав лай Жульки. У меня собака некормленая и ребёнок не присмотрен или наоборот. Отряхнулась от мусора, который натаскал на меня ветер и потопала вниз по лестнице, по пути расчищая путь. Так я и вошла в залу, словно воин, с магией наперевес и очищенным полом позади.
– Ого, – удивился Наир. – Ты стала еще красивей, – отвесил мне он комплимент.
Потом я обратила внимание на импровизированный стол, где стояла миска Жульки, полная собачьей еды, что удивительно не тронутой и еще… много тарелок, чашек и плошек с горячей пищей. И мясо, запечённое с любимыми приправами Доера, и блины, политые сметаной, и фрукты, нарезанные замысловатыми узорами. И рядом со всем этим великолепием в обнимку, мелкий ребенок с осоловевшими глазами и счастливая псина с костью в зубах.
– Это что за пиршество? – изумилась я. – Жулька, как тебе не стыдно? – укорила собаку, которой была прописана диета. Кость из Жулькиной пасти выпала со звоном, попав на железную тарелку, – Наир? – спросила я икнувшего пацана.
– Мы съели колбасу и хлеб, — я строго посмотрела на прикрывшую лапой глаза собаку — та еще умница хитрая, — А ты все спала и вот – Мальчик указал на еду. – Я всегда так делал, меня редко сами кормили.
Я застыла со словами выговора на устах. Посмотрела на мальчишку, на еду, потом села рядом и стала есть.
– Ну, тогда сами виноваты! – с полным ртом сказала я.
Нет, потом объясню, что воровать нехорошо. Ведь это правильно, такому учить, но это потом, когда пройдет злость на братца и ярость на вражину, которая так относилась к своему сыну.
