Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III - страница 6
Северин очень любил императора, но это была совсем другая, вовсе не сыновняя любовь. Он почти боготворил Дагоберта, олицетворявшего империю, вмещая её в свою душу. Сколько места в душе императора может занимать маленький мальчик Северин? Настолько же мало, насколько мал Северин по сравнению с империей, а иначе и быть не может, иначе было бы неправильно. Императора он мог видеть только издали, видеть его вблизи, и уж тем более разговаривать с ним, казалось Северину не просто невозможным, а опять же – неправильным. И жить в этом дворце для него – неправильно. Его душа – небольшая и скромная, а этот дворец – огромный и великолепный.
Все эти мысли в несколько мгновений пронеслись в голове Северина, это были даже не мысли, а ощущения, он выразил их словами гораздо позже. Вдруг он услышал голос Тристана: «Твоя комната – последняя по коридору направо. Со своими соседом познакомься сам, он хороший парень».
Северин зашёл в комнату, где стояли две кровати, два письменных стола и два платяных шкафа. Комната была небольшая, Северин сразу почувствовал себя вполне уютно. За одним из столов сидел огненно рыжий взъерошенный мальчишка примерно одних лет с Северином и читал книгу. Рыжий оторвался от книги и, весело посмотрев на Северина, выпалил:
– Привет. Ты мой новый сосед?
– Да. Северин.
– А я Николас. Называй меня просто Ник. А твоё имя как сокращается?
– Моё имя до сих пор никто не сокращал, – Северин постарался улыбнуться как можно добродушнее.
– Можно я буду называть тебя Сева?
– Если тебе так будет удобно, – Северин хотел сказать это как можно проще и мягче, но кажется, у него не очень получилось, и Ник это почувствовал, он даже задумался на несколько секунд, а потом спросил:
– Как тебе наш дворец?
– Слишком много шика. Я не привык к такой роскоши. Я сын простого сержанта, который после войны стал кузнецом. Мы жили очень скромно.
– А я сын простого ткача, хотя вырос в этом дворце. Рано осиротел, меня привезли сюда маленьким, отца почти не помню.
– Твой отец воевал?
– Да. У красных. В самом конце войны перешёл к белым. А твой?
– С первого дня войны – у белых. Первопоходник.
– Ты, наверное, будешь меня презирать?
– Что за чушь… Твой отец исправил свою ошибку. К тому же не нам судить отцов за их ошибки а судить сыновей за ошибки отцов – это низость.
– Ты рассуждаешь, как взрослый. Даже, как рыцарь.
– Не знаю… Я рассуждаю так, как это у меня получается.
– Ладно. Располагайся. Скоро ужин.
Вещей у Северина почти не было, так что располагаться ему особо не пришлось. Он снял обувь и прилёг на кровать. На душе опять стало тревожно. Кажется, он не очень удачно поговорил с Ником и, может быть, чем-то невольно его обидел. Во всяком случае, Ник уткнулся обратно в книгу и не пытался продолжать разговор.
– Что читаешь? – спросил Северин, чтобы разрядить обстановку.
– Технология производства льняных тканей.
– Интересно?
– Есть интересные моменты, хотя много устаревшего.
– Тебя это увлекает?
– Да, очень, – Ник немного оживился. – Я должен стать великим ткачом.
– А бывают великие ткачи?
– Если не было, то будет, – неожиданно твёрдо сказал Ник. – Производство тканей – дело невероятно сложное, здесь столько всяких тонкостей, это целый мир. И этот мир можно здорово усовершенствовать. Я это сделаю. Мне надо продолжить дело отца.
– Ты молодец. У тебя благородные устремления.
– Ни в одной книге о производстве тканей я ничего не читал о благородстве, – искренне рассмеялся Ник. – Твой отец точно не был рыцарем?