А присмотришься – вылитый глист.
– Не кради,– говорит,– если по мелочам,–
Жён у ближних своих не желай.
И свою не желай, если сильно зачах,
И тогда попадёшь прямо в рай.
Столь банальные вещи любил повторять,
Что не мог людям не надоесть.
И тогда все его порешили распять,
А могли бы свободно – расшесть.
На шесте, на кресте, всё равно – в пустоте:
Нет людей, лишь зеваки – и все.
Только пара воров по бокам, да и те
Не поймут, как он будет спасён.
Воскресила Христа всё же сила не та,
Что спасла Прометея от мук.
Да и мучиться скоро Христос перестал:
Два гвоздя – разве муки для рук?
А иголки под ноготь? А в спину ножом?
А орла – вечно печень клевать?
Помяни Прометея, глотая «боржом»:
Кровь в источник могла истекать.
Бог спасён человеком – когда б не Геракл,
Прометей бы страдал до сего.
А Христа бог-отец воскресил бы и так:
Как не вступишься за своего?
Был наказан богами – людьми был спасён,
Был наказан людьми – и воскрес…
И над миром с тех пор высоко вознесён,
Как с креста – озирает окрест.
Позабыт же принесший частицу огня –
Он не лез на глаза, как другой:
Пострадав для приличья всего лишь три дня,
Тот на землю с тех пор – ни ногой.
Знать, боится Христос, что поставят вопрос
Соответствия дела и слов.
И не кажет он нос – ерунду ведь принёс,
Понимает, куда занесло.
Извиниться бы тут – может, люди поймут
И простят, если смогут простить.
Невелик этот труд: покраснеть пять минут
И в затылке чуток поскрести.
«Извините, де-скать, иссушила тоска
От того, что я здесь вам наплёл».
Усмехнутся слегка, постучат у виска,
Может, кто пробормочет: «осёл!»
Вот и всё – се ля ви! И – спокойно живи,
Негодующих взглядов не жди.
Только высокомерье разлито в крови,
Извиняться не могут вожди.
Делать жаждут, что левая хочет нога,
Чтобы люди ловили слова…
Чтобы равными их полагали богам,
А ошибки признать – чёрта с два!
Почему выраженья навязли в ушах,
Что Иисус накидал меж людей?
Как в пруду лягушат – прямо так и кишат,
Оставляя людей не у дел.
Лезут в уши безбожно – спасения нет,
Иногда же – до боли в боку.
Очевиден ответ – аж две тысячи лет
Насаждают уже этот культ.
Капля камень долбит, тут же лился поток
Слов, что сам Иисус наземь вылил.
И не то, чтобы мозг, а уже мозжечок
Пробуравился парой извилин.
Все слова уж в крови, ан ещё норовит _
От того-то и сонмище бед.
Кто же тот паразит, что ученьем грозит?
Что служитель, то и дармоед.
Если жрец, значит: лжец, наипаче – хитрец.
Чтобы жрать, в оправданье названья,
Он всё вдалбливал, льстец: «Дух, бог-сын, бог-отец …
В прославлении – наше призванье».
Не Христос виноват, а сановников ряд –
Говорил: « Не творите кумира!»
Подкормиться хотят – так слова и летят,
Тут ничья не угонится лира.
И куда бы нам деть эту массу идей?
Или, может, идей-то и мало?
Было б столько идей, сколько в мире людей,
Неужели не лучше бы стало?
Не бездумно ломать: «В Бога-душу и мать!»,
А разумно и трезво всё взвесить.
Пусть уйдет кутерьма от прохлады ума
И отмерить – не семь раз, а десять.
Крепнет несправедливость: забыт Прометей,
А Христа разрастается культ.
Точно так был бы культ и у наших детей,
Если бы не случился инсульт.
Поумнели чуть-чуть, но понять надо суть:
Человек никому не обязан.
Как легко обмануть, дураком обернуть,
Если идеологией связан.
Прометей не хотел – знал стратегию дел,
Поумнее он был всяких прочих.
Память каменных тел, прозябанье у стелл
Почему же мы видим воочью?
Прометей – это бунт, он видал всё в гробу,
Правда, бунт его был конструктивен:
