– Ты перегибаешь, – говорит Лена, – ты становишься чересчур недоверчивым.
– Ты поживи с моё, – говорю я, – присмотрись хорошенько.
– Идём, – говорит Лена, – потом дорасскажешь, в машине.
В машине, так машине. Если тебе не интересно, думаю я, я могу и совсем не рассказывать. Я замечаю, что становлюсь занудой и злюкой. Да – злюсь на всех, вот даже на Лену. Хотя она одна из множества, кто проявляет интерес к моей жизни.
– Хорошо, – соглашаюсь я, – идём… А куда мы едем?
Проходит неделя.
– … ты собираешься дорассказать эту твою историю с Жорой? – спрашивает Лена.
– Его-таки так и распяли, – говорю я, – я же рассказал.
– Ясное дело, – говорит Лена, – это я знаю. Мне нужны подробности.
Эти подробности сведут меня с ума! Какие ещё нужны подробности?! Распяли и есть распяли! Нельзя же распять лишь чуть-чуть, на копейку, на рубль. Распяли, что называется, напрочь! Уложили на крест, приковали, поставили крест на попа – виси! Э-ка невидаль! Сам любуйся и радуй ротозеев!.. Это уже было-было… Об этом только ленивый… Весь мир пестрит этим распятием… Правда, – Христа! Сколько книг написано – не перечитать! Сколько написано картин – не пересмотреть! Монумент в Рио – не перепрыгнуть!..
– Подробности, – говорю я, – да, подробности…
Лена включает диктофон.
– …и потом, – говорю я, – по всем странам и континентам прокатилась волна протестов, многолюдные митинги, миллионнолюдные… мир такого еще не видел…
– Протестов? – спрашивает Лена.
– Протестов в поддержку, – говорю я.
– Как это?
– На всех площадях всех столиц всех стран всего мира, – говорю я, – каждый день, почти каждый день… Красная площадь была просто усеяна головами, как красной икрой, если смотреть с высоты вертолёта…
– С высоты птичьего полёта, – уточняет Лена.
– В Мадриде перед…
– В Лондоне вся Трафальгарская площадь… На этой стеле – колоне Нельсона, – как, впрочем, и в Питере на Александрийском столпе… Они висели как шашлычные куски мяса на шампуре… Сползали друг на дружку…
– А что Папа, – спрашивает Лена, – как Папа Римский и Ватикан?
– Тоже, – говорю я, – Папа был рядом с Иисусом, они вместе пришли к выводу, что…
– А Далай-Лама?
– Ты не поверишь, но ночью, перед самым Жориным распятием, у Большой Медведицы отвалилась звезда.
Лена не понимает: какая звезда, как так отвалилась?
– Ну так, – говорю я, – раз и… готово! Та маленькая звёздочка, по которой древние греки определяли зрячесть своих воинов. Стариков…
– Зоркость, – говорит Лена, – та, что рядом со второй звездой!
– Зоркость или зрячесть, – говорю я, – со второй или с шестой… Смотря откуда считать!
– Митинги? – спрашивает Лена.
– Сплошь и рядом, – говорю я. – И не было никакого парада планет. Правда, на солнце в ту ночь отмечалась дикая солнечная активность.
– В ту ночь? – спрашивает Лена.
– Именно, – говорю я, – в ту самую ночь перд самим Жориным распятием. Юля говорила, что он никак не мог уснуть в эту ночь.
– Он ночевал с Юлей?
– Не было никакого солнечного затмения, – говорю я, – ни лунного, ни солнечного… Вулканическое кольцо по всему побережью Тихого океана, конечно, выперлось… Но не так, чтобы это была угроза… На Гаваях что-то там буркнуло, да и Этна в долгу не осталась… И этот гренландский тоже пукнул – Эйяфьятлайокудль… Или как там его?..
Да, мир вдруг встал на дыбы: «Распни, распни его!». Будто бы распинали Самого Христа. Оказалось – Иисус сам распинал! Чудеса в решете!.. Жору раздели… Юля сказала, что он был похож на Христа… С него стащили шорты, футболку… Кеды он сам расшнуровал и отбросил в сторону. Оголили! Затем на него надели жёлтые спортивные трусы… Кто-то сказал, что он был похож на какого-то известного бразильского футболиста. Жаль только что белый. Он не просто белый – белотелый! Загар никогда не брал его кожу. Ни о каком отчаянии не могло быть и речи – Жора держался, с восхищением рассказывали потом, держался молодцом! Не произнося ни слова, он сам улёгся на крест, раскинул руки и пошевелил всем телом, словно выискивая поудобнее положение на этом жёстком ложе, кивнул, мол, всё в порядке и даже подмигнул, рассказывали, чтобы придать уверенности своим палачам, мол, смелее, ребята!
